Вскоре замужние женщины, к которым присоединился пастор, организовали движение, направленное на то, чтобы изгнать Магдалену из города. Ее присутствие стало первым знаком проникновения в Сент-Эндрю греховной жизни больших городов — то есть именно того, от чего ушли в глушь поселенцы. Пастор Гилберт отправился к Чарльзу Сент-Эндрю, поскольку тот давал работу лесорубам — тем завсегдатаям избушки Магдалены, на которых можно было открыто пожаловаться.

Как ни благосклонно отнесся Чарльз к требованиям пастора, он все же упомянул о том, что у услуг, которые оказывает лесорубам Магдалена, есть и другая сторона, которую не учитывают горожане. Лесорубы повиновались природному порыву — с чем пастор скрепя сердце согласился, ведь они находились в такой дали от законных спутниц жизни. А без услуг Магдалены, кто знает, до чего могли дойти эти мужчины? На самом деле, ее присутствие было в некотором роде залогом безопасности жен и дочерей горожан.

Вот так было заключено непростое перемирие между шлюхой и благочестивыми горожанками. И это продолжалось семь долгих лет. Во времена бед и болезней Магдалена вносила свою лепту, нравилось это другим женщинам или нет. Она ухаживала за больными и умирающими, она могла накормить изможденного странника, она опускала монетки в церковную кружку, когда никто не видел, что она вошла в церковь. И я никак не могла избавиться от мысли о том, что Магдалена страдает из-за того, что все женщины в городе от нее отвернулись. При всем том вела она себя почтительно и общения с горожанками не искала.

Истинные обстоятельства жизни Магдалены оставались загадкой для многих детей. Мы видели, что наши матери избегают ее. Большинство маленьких детишек считали ее колдуньей или каким-то сверхъестественным существом. Я помнила о том, как дети швыряли в Магдалену камешками, как они дразнили ее. Я так себя не вела. Даже в раннем детстве я чувствовала, что в ней есть что-то интригующее. По всем правилам мне ни за что не стоило с ней знакомиться. Моя мать была доброй женщиной, никого не судила, но такие, как она, с проститутками не знаются, и их дочери с ними тоже знаться не должны. И все же я познакомилась с Магдаленой.

Это случилось во время долгой проповеди однажды в воскресенье. Я отпросилась у отца и пошла в уборную. Но потом я не вернулась на балкон к отцу, а вышла из церкви. Было теплое летнее утро. Я пошла к амбару Тинки Тэлбота и посмотрела на новый выводок поросят. Поросята были розовые, с черными пятнышками и редкой, но грубой щетиной. Я постояла у загона, потрогала любопытные пятачки поросят, послушала, как они смешно хрюкают.

А потом я посмотрела в сторону — туда, куда уводила тропинка. Так близко к загадочному домику я еще никогда не подходила. И я увидела Магдалену. Она сидела в кресле-качалке на узеньком крылечке, сжав в зубах мундштук длинной черной трубки. Сидела, завернувшись в плед, и радовалась солнцу. Ее распущенные волосы (какой стыд!) разметались по плечам. Части ее тела, не покрытые пледом, были стройными и нежными. Сквозь кожу просвечивали ключицы — тоненькие, словно у птички. Она не была напудрена, лишь уголки ее глаз были подведены сажей, да губы были едва тронуты помадой.

Она была не похожа на других женщин в нашем городке. К примеру, она не стеснялась сидеть одна на виду, она не стыдилась ничего не делать. Меня сразу потянуло к ней, хотя она меня пугала. Да, в ней было что-то порочное. В конце концов, она не посещала церковную службу. Было воскресенье, а она сидела на крылечке, довольная собой, в то время как все остальные горожане находились в церкви.

Она прикрыла ладонью глаза от солнца:

— Здравствуй. Ты кто?

В то мгновение я приняла решение. Я могла бы убежать обратно, в церковь, но я сделала несколько робких шажков в сторону дома Магдалены.