— Как ты можешь так говорить? — взвыла я, готовая нанести ответный удар. Мне хотелось, чтобы ему стало так же плохо, как было мне. — Ты ушел, а я все эти годы мучилась и ничего не понимала!

— Но ты не была одинока. В каком-то смысле я остался с тобой. Где бы ты ни была, ты знала, что я где-то есть на свете. — Джонатан с трудом приподнялся и сел. Он был очень слаб. Его голова клонилась к груди. — Для меня кое-что изменилось. Я должен кое-что тебе сказать. Я не хотел, Ланни. Я не хотел делать тебе больно, но ты должна понять, почему я вновь прошу тебя об этом. Почему это так важно для меня именно сейчас. — Он сделал глубокий вдох. — Понимаешь… я влюбился.

Он ждал. Видимо, думал, что я бурно отреагирую на эту новость о самом прекрасном, что произошло в его жизни. Я разжала губы, чтобы поздравить его, но не смогла вымолвить ни слова.

— Она чешка, медсестра. Мы познакомились в одном из лагерей беженцев. Она работала на другую международную организацию. Как-то раз ее вызвали в Найроби на собрание. Я остался в буше и услышал новости по радио. Она погибла в автомобильной аварии в центре города. Я целый день добирался туда на вертолете, чтобы забрать ее тело. Мы были вместе всего несколько лет. Я не мог поверить в такую несправедливость. Я столько времени ждал — можно сказать, несколько жизней ждал встречи с женщиной, которая предназначена для меня, а мы были вместе так недолго…

Он говорил тихо, и в его голосе почти не было тоски. Возможно, он просто решил меня пощадить. Но все равно я слушала его, и внутри у меня все сжималось.

— Теперь понимаешь? Я больше не могу жить.

Я упрямо покачала головой, решив быть непреклонной, не отвечать на его боль.

— Я не хотел делать тебе больно, — сказал Джонатан. — Знаю: тебе тоже знакомы те муки, которые переживаю я. Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе, как она была прекрасна? Хочешь, чтобы я сказал, что ее невозможно было не любить? И что жить без нее невозможно?

— С людьми такое происходит каждый день, — выдавила я. — Проходит время — и все забывается. Становится легче.

— Не надо. Только мне этого не говори. Я знаю, что это не так. И ты тоже. — Может быть, в этот момент он меня немного ненавидел. — Больше не могу. Не могу пережить эту потерю, не могу смириться с мыслью, что нет ничего, ничего, что я мог бы сделать, чтобы унять эту боль. Я сойду с ума и навсегда останусь в плену в этом теле. Ты не можешь обречь меня на такое. Я терпел, сколько мог, потому что понимаю, как ужасно просить тебя об этом. И я не хотел просить тебя об этом — так. И не хотел рассказывать тебе о ней… так резко. Но ты меня вынудила. Теперь я тебе все рассказал… и назад дороги нет. Теперь ты знаешь, чего я хочу от тебя. Ты должна мне помочь.

Джонатан размахнулся и ударил бутылкой о камень. Та разбилась, издав мириады звуков разной высоты. Он сжал бутылочное горлышко в кулаке. Остроконечные зеленые стеклянные зубцы походили на букет. Другого оружия не было; оно было грубым и жестоким, и он хотел, чтобы я убила его этим оружием. Он хотел, чтобы из него вытекла вся кровь.

«Ты не можешь оставить меня одну, совсем одну, без тебя!»

Мне хотелось сказать ему эти слова, но я не смогла. Джонатан привел мне слишком вескую причину: он потерял любимую и не мог больше жить. Наконец настала пора отпустить его.

Я не могла произнести ни слова. Я плакала, и ветер замораживал слезы на моих щеках. И их жгло, как огнем. Джонатан потянулся ко мне и прикоснулся к моим слезам:

— Прости меня, Ланни. Прости, что дошло до такого.