|
Противоположного мнения придерживается Г.Н. Севостьянов, который считает, что Германия была готова к войне с СССР, но в подтверждение приводит данные, которые, как минимум, ставят это утверждение под сомнение158. Большинство авторов отмечают неготовность СССР к войне с Германией в 1939 г., что объясняется репрессиями в Красной Армии или просто "слабостью" РККА159. Лишь О.Ф. Сувениров высказался в том смысле, что РККА была в 1939 г. сильнее вермахта160, но этот тезис не получил поддержки. Отсутствие сопоставительного анализа вооруженных сил великих держав летом 1939 г. не позволяет однозначно решить этот вопрос, правда, данные таблицы 4 показывают, что СССР располагал достаточно мощной сухопутной армией. Некоторые авторы чрезмерно оптимистично полагают, что для СССР не существовало угрозы единого антисоветского фронта, войны с Германией или на два фронта, так как межимпериалистические противоречия между другими великими державами затрудняли какое-либо антисоветское соглашение161.
В отечественной историографии сохраняется разноголосица в вопросе об оценках пакта о ненападении. Официальная историография продолжает подчеркивать тот факт, что он был единственно правильным шагом, показавшим миролюбие СССР и поставившим заслон на пути германской агрессии на Восток163. Пакт являлся компромиссом агрессора и его жертвы и не противоречил союзу с Англией и Францией, которые уже имели такие же договоренности с Германией164. Его сравнивают с Тильзитом и Брестом, подчеркивают его юридическую обоснованность165. А.С. Якушевский утверждает, что пакт не был направлен против интересов какого-либо третьего государства и соответствовал принципам пролетарского интернационализма, классовым интересам международного коммунистического движения166. В.Я. Сиполс167 оценивает пакт как дальновидный и мудрый шаг, признавая при этом, что советское правительство знало о невозможности полагаться на это соглашение (?!). О.А. Чубарьян считает, что пакт не выходил за рамки однотипных соглашений, но сталинизм трактовал его по-своему168. Вместе с тем некоторые авторы полагают, что пакт явился "серьезным просчетом советской" дипломатии, поскольку оказал "негативное влияние на развитие международных политических и военных событий в Европе" в 1939–1941 гг., не сопоставим с англо-германской и франко-германской декларациями о ненападении и выходил за рамки договора о ненападении, а также был несовместим с англо-франко-советским союзом169. В ходе дискуссии конца 1980-х гг. о наличии секретного дополнительного протокола, завершившейся с опубликованием подлинников этого документа в 1993 г., был сформулирован вывод о том, что протокол был естественным продолжением пакта, в котором и содержался весь его смысл170, заключавшийся в ограждении части Восточной Европы от германской оккупации. Изучение советских дипломатических документов показало правоту тех авторов, которые считают, что секретный протокол был инициативой СССР и уступкой со стороны Германии171. Целью пакта было обеспечить влияние Советского Союза в Восточной Европе, а без секретного протокола он не нужен и не имеет смысла172. Хотя протокол не являлся юридическим основанием для перекройки восточно-европейских границ, он предрешил судьбу третьих стран и свидетельствует о сотрудничестве с Германией в переделе Восточной Европы173. Тем более что, как отмечает С.З. Случ, для Сталина граница "сферы интересов" означала будущую границу СССР174. Как полагает В.Я. Сиполс, пакт отразил взаимные интересы Германии и СССР. Первая была заинтересована в оккупации Польши до "линии 4-х рек", а второй — в остановке вермахта дальше от своих границ и в присоединении Западной Украины и Западной Белоруссии175. Вместе с тем следует помнить, что никаких реальных территориальных изменений или оккупации "сфер интересов" советско-германский договор не предусматривал176. В этом и заключается его принципиальное отличие от Мюнхенского соглашения, которое прямо передавало Германии приграничные районы Чехословакии. |
