Андреа беззвучно выскочил из-за сосны, замахнувшись «шмайссером». Чернобородый заторопился на подмогу приятелю, но краем глаза увидел Андреа и вскинул обе руки, защищаясь от удара. С таким же успехом он мог бы загородиться двумя соломинками. Лицо Андреа исказилось непроизвольной гримасой физического напряжения, он отшвырнул «шмайссер», выхватил нож и обрушился на второго четника, отчаянно сопротивлявшегося в руках Миллера.
Миллер поднялся на ноги, и они оглядели два лежавших на земле трупа. Миллер с озадаченным видом осмотрел рыжебородого, неожиданно нагнулся, ухватился за бороду и потянул. Борода осталась у него в руке, открыв чисто выбритое лицо со шрамом, тянувшимся от уголка рта к подбородку.
Андреа и Миллер обменялись многозначительными взглядами, однако комментировать увиденное не стали. Они оттащили мертвецов с тропы и спрятали в подлеске. Андреа поднял с земли ветку и замел следы волочения тел по снегу, а у основания сосны — все следы встречи. Он знал, что в течение часа полосы, оставленные веткой, исчезнут под слоем свежевыпавшего снега. Подобрав свою сигару, он забросил ветку далеко в лес, Андреа и Миллер, не оглядываясь, стали живо подниматься вверх по склону.
Даже если бы они и оглянулнсь, вряд ли заметили чье-то лицо, выглядывавшее из—за дерева. Дрошни вышел к повороту как раз в ту минуту, когда Андреа, закончив операцию по заметанию следов, выбрасывал ветку; что все это означало, он не понял.
Он переждал, пока Андреа и Миллер исчезли из виду, на всякий случай подождал еще две минуты, затем поспешил вверх по тропе. Его смуглое разбойничье лицо выражало озадаченность и подозрение. Он приблизился к сосне, где двое четников попали в засаду, наспех осмотрелся и по следам ветки вышел к подлеску. Озадаченность на его лице сменилась подозрением, перешедшим в полную уверенность.
Он раздвинул ветки кустарника и обнаружил в углублении тела двух четников, наполовину засыпанных снегом и лежащих в таких неестественно застывших позах, которые свойственны лишь мертвым. Через несколько мгновений он выпрямился, оглянулся и посмотрел наверх, туда, где скрылись Андреа и Миллер. Лицо его сделалось страшным.
Андреа и Миллер быстро поднимались в гору. На одном из бесчисленных поворотов прямо над собой они услышали негромкие звуки гитары, приглушаемые и смягчаемые падающим снегом. Андреа замедлил шаг, выбросил сигару, согнулся и схватился за бок. Миллер заботливо взял его под руку. Основная группа, как они определили, шла ярдах в тридцати. Она двигалась медленно — глубокий снег и подъем, становившийся все круче, не позволяли идти быстрее. Рейнольдс оглянулся — он регулярно посматривал через плечо и казался чрезвычайно встревоженным — увидел Андреа с Миллером и окликнул Мэллори, который остановил группу и подождал, пока Андреа и Миллер не нагнали их. Мэллори окинул Андреа озабоченным взглядом.
— Стало хуже?
— Долго еще идти? — хрипло спросил Андреа.
— Должно быть, меньше мили.
Андреа ничего не сказал, он стоял, тяжело дыша, с обреченным видом больного человека, пытающегося представить подъем длиной в милю да еще по глубокому снегу. Сондерс, который тащил уже два рюкзака, несмело подошел к Андреа и начал издалека: — Знаете ли, вам будет легче, если...
— Знаю.— Андреа устало улыбнулся, снял с плеча «шмайссер» и вручил его Сондерсу. — Спасибо, сынок.
Петар негромко перебирал струны гитары. В этом темном сосновом лесу, где, казалось, должны были водиться привидения, мелодия звучала необычайно зловеще. Миллер оглянулся на Петара и обратился к капитану: — Зачем музыка в походе?
— Мне кажется, это пароль Петара.
— Как сказал Нойфельд: никто не тронет нашего поющего четника?
— Что-то в этом духе. |