Мэллори, согласно кивнул и дал знак остальным двигаться дальше.  Андреа достал нож, поднял копыто  и усердно заработал ножом, якобы извлекая застрявший камень. Черев минуту-другую он посмотрел вслед отъехавшим и убедился, что группа скрылась из виду. Убрав нож, Андреа отвел коня, который впрочем ничуть не хромал, в глубь леса и оставил его там на привязи. Сам же стал спускаться с холма. Выбрав удобную для наблюдения сосну, он устроился за ней и достал из футляра бинокль.

Ждать пришлось недолго. Вскоре из-за дерева, стоявшего на поляне внизу, появились чьи-то голова и плечи. Андреа, растянувшись на снегу и крепко прижав к глазам холодные окуляры бинокля, без особого труда узнал в человеке сержанта Баера, круглолицего, толстого, с избытком веса фунтов в семьдесят при невпечатляющем росте. Такая внешность запоминается легко, и не узнать его мог лишь человек с нарушениями умстенного развития.

Баер нырнул в лес и вскоре появился вновь, ведя за собой вереницу лошадей. У одной к навьюченному мешку крепился объемистый зачехленный предмет. Две другие шли под седоками, руки которых были привязаны к передней луке седла. Андреа узнал Петара и Марию. Затем появились еще четыре всадника. Сержант Баер знаком призвал их следовать за собой. В считанные секунды группа пересекла открытое пространство и, обогнув блокгауз, исчезла из виду. Андреа медленно обвел глазами опустевшую поляну, закурил очередную сигару и вернулся вверх по склону к привязанному коню.

Сержант Баер спешился, достал из кармана ключ, но, увидев другой, висевший на гвозде, отпер им дверь и вошел внутрь. Оглядевшись, он снял со стены один из ключей и открыл боковую дверь. Гауптман Нойфельд вышел и, поглядев на часы, улыбнулся.

— Вы очень пунктуальны, сержант Баер. Рация с собой?

— Да, там, снаружи.

— Хорошо, хорошо. — Нойфельд взглянул на Дрошни и снова улыбнулся. — Думаю, нам пора прогуляться  до плато Ивеничи.

 — Почему вы уверены, что они выбрали именно это место, гауптман Нойфельд? — уважительно спросил сержант Баер.

— Откуда такая уверенность? Очень просто, мой дорогой Баер. Потому что Мария… Кстати, она с вами?

— Естественно, гауптман Нойфельд.

— Потому что так сказала Мария. Плато Ивеничи. Точно.

На плато Ивеничи опустилась ночь, а колонна изможденных солдат все еще продолжала вытаптывать посадочную полосу. Теперь работа не требовала огромных физических усилий, так как снег под ногами постепенно превращался в ровную твердую поверхность. Однако, несмотря на подоспевшее подкрепление в лице пятисот солдат, общий уровень усталости был таков, что вскоре люди уже мало отличались от тех, кто только намечал в нетронутом глубоком снегу первые контуры посадочной полосы.

Колонна успела перестроиться, и ее форма изменилась. Вместо двадцати рядов в пятьдесят человек каждый в ней стало пятьдесят рядов с двадцатью солдатами в шеренге. Расчистив пространство по ширине размаха крыльев, они теперь занялись утрамбовкой поверхности под шасси, для чего снег следовало спрессовать с максимальной плотностью.

В небе низко стояла неполная луна ярко-белого цвета, с севера медленно надвигались узкие вереницы разрозненных облаков. И когда они наплывали на луну, по поверхности плато лениво расползались черные тени.

Колонна то освещалась серебристым лунным светом, то исчезала из виду в темноте. Зрелище фантастическое, нереальное, как в сказке; жуткое, как в дурном сне. Оно, как только что неромантично выразился полковник Виз в разговоре с капитаном Влановичем, напомниало «Ад» Данте с той лишь разницей, что здесь было градусов на сто холоднее. По меньшей мере, на сто градусов, поправился Виз: он не был уверен, какая температура в аду.

Именно такое зрелище застали Мэллори и его люди, когда они без двадцати девять вышли на вершину холма и остановили лошадей в нескольких шагах от края обрыва, которым заканчивался западный участок плато Ивеничи.