Разговоры такие велись долгое время среди жителей улицы Первомайской – в этом можно не сомневаться. Следует помнить, что «информационное пространство» советских людей было чрезвычайно сужено цензурой и косной коммунистической идеологией, простому человеку читать советские газеты было невозможно – там просто не было ничего дельного, ничего кроме демагогических агиток и бессодержательных «рапортов с мест», в которых рассказывалось об успехах социалистического соревнования и невиданных достижениях социалистического строительства. А потому можно не сомневаться в том, что жители Свердловска были потрясены чудовищным убийством малолетней девочки и случившееся долгое время занимало умы и воображение обывателей. Уже изначально казалось очевидным, что обвиняемый наврал, но теперь об этом можно говорить совершенно однозначно, без всяких оговорок, поскольку собственная мать враньё же это и разоблачила.
Но если Владимир Винничевский уже на первых допросах врал в одном, то какая может быть гарантия, что он не врал в другом? Вспомним золотое правило «старины Мюллера» из «Семнадцати мгновений весны»: «Маленькая ложь всегда рождает большое недоверие».
Золотые слова! Запомним сейчас сделанное нами открытие: Владимир Винничевский с самого начала врал следователям угро и делал это осмысленно, целенаправленно и сообразуясь с некоей собственной логикой оптимального поведения. Что это была за логика, мы постараемся понять, и на этом пути нас ждут воистину удивительные открытия, потому что, прочитав внимательно уголовное дело и судебные стенограммы, мы увидим в них совсем не то, что видели мастера розыскного дела Урусов, Брагилевский, Вершинин и другие.
Но – всему своё время.
В тот же самый день 27 октября начальник свердловского угро Вершинин допросил и обвиняемого Владимира Винничевского. Протокол начался с обсуждения деталей неизвестного правоохранительным органам убийства ребёнка, якобы совершённого Винничевским в январе 1939 г. Обвиняемый повторил свои прежние утверждения, дополнив их некоторыми деталями, но так и не вспомнив ни имени жертвы, ни точного адреса, по которому он похитил ребёнка. Само нападение он описал буднично, совершенно безэмоционально и лаконично, уточнив лишь по требованию допрашивавшего, что половой акт с жертвой не совершал и семяизвержения не испытывал. Под конец своего весьма лаконичного рассказа добавил, что ударил ребёнка в лоб рукояткой ножа, после чего сбросил в выгребную яму. Своё повествование арестованный закончил просто: «После этого я вышел из уборной и пошёл домой, считая, что ребёнка я убил».
Преступник описал одежду жертвы, вид дома с улицы и расположение объектов во дворе, заверив, что без труда отыщет и укажет нужный адрес во время следственного эксперимента. Также Винничевский сообщил, что в Кушве и посёлке у железнодорожной станции «Гора Благодатная» он совершил только по одному нападению. На этом допрос был остановлен.
Милиция приложила большие усилия по проверке сообщения об убийстве или ранении ребёнка в районе к югу от улицы Ленина, однако информация эта так и не нашла подтверждения. Почему так случилось, можно только гадать. Как вариант, можно предположить, что вскоре после нападения на ребёнка семья покинула Свердловск. Но отъезд семьи представляется событием всё-таки маловероятным, мобильность советского населения в конце 1930-х гг. была уже скована жёсткими правилами паспортного учёта, много ездили по стране лишь военнослужащие. Кроме того, нападение на ребёнка и последующий отъезд его семьи наверняка запомнили бы соседи. Однако никто ничего подобного участковым и оперсотрудникам уголовного розыска не рассказал. Значит, происшествие – если только оно действительно имело место – от соседей скрыли. И сделано это было не без умысла. Скорее всего, обычными людьми двигало нежелание иметь какие-либо контакты с НКВД. Население боялось иметь дело с обладателями красивых малиновых околышей и бирюзовых петлиц, примеров нежелания обращаться к ним даже на страницах этой книги можно отыскать немало. |