— Вера Николаевна, я вас прерву, — сказал Костя. — Я хотел бы уточнить. Вы пришли ко мне, чтобы я посоветовал вам, каким образом можно скорректировать эмоциональное состояние вашей свекрови?

— Да, — кивнула Вера Николаевна, — я ведь понимаю, что все происходит от потери интереса к жизни. Но где найти этот интерес, не знаю. Внуки? Чтобы реально влиять на их воспитание, нужно ежедневно вникать в их жизнь, в их взросление. А это требует больших душевных да и временных затрат. Ту светскую жизнь, к которой она привыкла за границей в качестве жены посла, мы объективно вести не можем. Увлечения вроде садоводства или коллекционирования ей тоже чужды.

— Вы сказали “внуки”? Сколько лет вашим детям?

— У меня нет детей, — ответила Вера ровным голосом.

Но Костя отметил, что у нее дрогнули ресницы и брови. Какой-то проблемный узел, связанный с детьми.

— Я имела в виду наших племянников. Они живут сейчас во Франции. — Вера чуть запнулась. — Анна Рудольфовна не очень привязана к семье старшей дочери.

— Вернемся к вашему замечанию, что Анне Рудольфовне не интересно садоводство и прочие забавы пенсионеров. Вы, стадо быть, хотите, чтобы хобби для вашей свекрови предложил я?

— Нет, что вы! Вы меня неправильно поняли. Точнее, это я сумбурно излагаю. Стареющим людям помогают продлить активную жизнь терапевты и множество других специалистов. Возможно, и психику пожилого человека можно корректировать. Верно?

Константин кивнул с легкой гримасой, как кивает инженер дилетанту, который вздумал ему, специалисту, на пальцах объяснять работу чуда техники.

— Раз уж вы прибегли к медицинским сравнениям, то ответьте мне, Вера Николаевна, придете ли вы, допустим, к хирургу с рассказом о симптомах аппендицита у вашего родственника? Что ответит вам врач?

— Что он должен осмотреть больного, — улыбнулась Вера Николаевна.

Улыбаясь, она теряла свой каменный аристократизм. Светская дама превращалась в гимназистку-подростка.

— Совершенно верно. О проблемах вашей свекрови я могу говорить только с ней самой. Причем она сама должна пожелать изменения, коррекции, как вы упомянули, психологического настроя. Заочно проводить психоанализ дело сложное и, неблагодарное. Вы по многим причинам не можете стать проводником моего влияния на Анну Рудольфовну. Возможно, корни ее депрессии находятся вовсе не там, где они кажутся зарытыми с точки зрения здравого смысла и житейского опыта.

— Нет, — Вера отрицательно покачала головой; — она никогда не согласится. Странно, правда? Столько лет прожила в Западной Европе, у многих ее тамошних знакомых визиты к психоаналитику — привычное дело.

Вера не стала добавлять, что Анна Рудольфовна ни в грош не ставит отечественных специалистов. Но Костя и сам об этом догадался. “Избалованная старушенция, — подумал он, — уверена, что российский врач не способен разобраться в ее тонких душевных переживаниях”. Но вслух он сказал другое:

— Ничего странного тут как раз нет, картина скорее типичная. Даже если человек страстно желает излечиться от невроза, в его психике параллельно действуют защитные механизмы, сопротивляющиеся этому стремлению. Внешне это слегка походит на любование собственными недостатками.

Какое славное у него лицо, думала Вера. Чем-то напоминает Юру Самойлова. Такой же высокий, и в облике есть общее. Но Юра как статуя Командора — гранитная несокрушимость и твердость. Юру высекли топором, а над Константином Владимировичем трудились тонким инструментом.

— Давайте взглянем на ситуацию с другой стороны, — предложил Костя. — Ваша свекровь, безусловно, является своего рода эмоциональным агрессором. Скорее всего, это не вина, а беда ее. Есть такой важный психоаналитический термин “перенос” — когда больной бессознательно ищет объекты, на которые он перенесет свои агрессивные побуждения.