Несколько фальшивя от напряжения, мисс Феллоуз запела ту самую песенку, что накануне ночью, и маленький урод улыбнулся, неуклюже раскачиваясь в такт мотива и издавая при этом какой-то булькающий звук, похожий на смех.
Мисс Феллоуз незаметно вздохнула. Да, правильно говорят, что музыка усмиряет дикаря. Она может помочь…
— Подожди немного, — сказала она, — дай мне привести себя в порядок — это займет не больше минуты. А потом я приготовлю тебе завтрак.
Ни на секунду не забывая об отсутствии потолка, она быстро покончила со своими делами. Мальчик лежал в постели, внимательно наблюдая за ней, когда она появлялась в поле его зрения. И каждый раз она улыбалась и махала ему рукой. В конце концов он тоже помахал ей в ответ, и она нашла этот жест очаровательным.
— Ты хочешь молочную овсяную кашу? — спросила она.
На приготовление каши ушло несколько секунд, и когда еда была на столе, она поманила его рукой.
Неизвестно, понял ли он значение ее жеста или его привлек запах пищи, но мальчик тут же вылез из кровати.
Она попыталась научить его пользоваться ложкой, но он в страхе отпрянул. («Ничего, у нас впереди еще много времени», — подумала она.) Однако она настояла на том, чтобы он руками поднял миску ко рту. Он повиновался, но действовал так неловко, что весь перепачкался, хотя большую часть каши он все-таки проглотил.
На этот раз она дала ему молоко в стакане, и мальчуган, обнаружив, что отверстие сосуда слишком мало, чтобы просунуть а него голову, жалобно захныкал. Она взяла его руку и, прижав его пальцы к стакану, заставила его поднести стакан ко рту.
Снова все было облито и испачкано, но, как и в первый раз, большая часть молока все-таки попала ему в рот, а что касается беспорядка, то она привыкла и не к такому.
К ее удивлению, освоить туалет оказалось задачей попроще, что принесло ей немалое облегчение. Он довольно быстро понял, чего она ждет от него. Она поймала себя на том, что гладит его по голове, приговаривая:
— Вот это хороший мальчик, вот это умница!
И ребенок улыбнулся, доставив ей неожиданное удовольствие.
«Когда он улыбается, он, право же, вполне сносен», — подумала она.
В этот же день после полудня прибыли представители прессы. Пока они устанавливали в дверях свою аппаратуру, она взяла мальчика на руки, и он крепко прижался к ней. Суета испугала его, и он громко заплакал, но несмотря на это, прошло не менее десяти минут, пока ей разрешили унести ребенка в соседнюю комнату.
Она вскоре вернулась, покраснев от возмущения, и в первый раз за восемнадцать часов вышла из домика, плотно закрыв за собой дверь.
— Я думаю, что с вас на сегодня хватит. Теперь мне понадобится бог знает сколько времени, чтобы успокоить его. Уходите.
— Ладно, ладно, — произнес репортер из «Таймс геральд». — А это действительно неандерталец или какое-нибудь жульничество?
— Уверяю вас, что это не мистификация, — раздался откуда-то сзади голос Хоскинса. — Ребенок — настоящий Homo neanderthalensis.
— Это мальчик или девочка?
— Это мальчик-обезьяна, — вмешался репортер из «Ньюс». — Нам сейчас показали детеныша обезьяны. Как он себя ведет, сестра?
— Он ведет себя точно так же, как любой другой маленький мальчик, — отрезала мисс Феллоуз. Раздражение заставило ее стать на защиту ребенка, — и он вовсе не детеныш обезьяны. Его зовут… Тимоти, Тимми.
Имя Тимоти было выбрано ею совершенно случайно — просто оно первым пришло ей в голову.
— Тимми — мальчик-обезьяна, — изрек репортер из «Ньюс», и сложилось так, что именно под этой кличкой ребенок впервые стал известен всему миру. |