В общем, в конце концов я вроде бы как смирился. Да и выхода другого у меня не было. Однако первого сентября, едва глянув на Генку, который в сопровождении мамы и папы гордо отправился в свою недоступную для меня школу, я снова почувствовал, как меня захлестывает обида. Тем более что меня вели не мама и папа, а Олька с Женькой.

Я ощутил себя жутко несчастным и, естественно, принял все меры для отдаления встречи со школой. Олька и Женька, напротив, торопились встретиться с одноклассниками, поэтому сначала по очереди наподдали мне, затем, схватив за руки, грубо поволокли вперед. Силы были неравными. Теперь я мог лишь протестующе орать, чем в полной мере и воспользовался.

Наконец сестры сдали меня, злого, потного и красного, с рук на руки классной руководительнице. Всучив напоследок сильно потрепанный букет лохматых астр, Олька и Женька удалились к своим.

Только вы не подумайте, будто я терпеть не могу Ольку и Женьку. Наоборот, я их очень люблю, да и они меня тоже. Но просто тогда все так получилось. Кстати, с того далекого первого сентября количество детей в нашей семье возросло. Теперь у меня имеются еще два брата-близнеца Мишка и Гришка. Им по четыре года, и они теперь вместе донашивают наш детский сад. Правда, в этом году они туда не ходят. Там после ремонта что-то прорвало, и ремонт пришлось по-вторить. А пока Мишка и Гришка целиком и полностью на попечении бабушки. Кстати, как я в прошлом году случайно, но не без удовольствия выяснил, все та же воспитательница ставит в пример им не только Ольку и Женьку, но и меня. Так что я тоже оказался немножко ангелом. В общем-то нашу уже заметно постаревшую воспитательницу можно понять. Мишка и Гришка по сравнению со мной — это настоящий двойной удар. Может, нехорошо так говорить, но я с нетерпением жду момента, когда моим дорогим младшим братцам исполнится, наконец, по шесть и они пойдут в нашу школу. Уверен, мало никому не покажется.

Я вообще Мишку с Гришкой называю «своими мстителями». Во всяком случае, Ольке с Женькой отливается за все воспитательные опыты, которые они производили надо мной. Я-то был целиком и полностью им предоставлен. Потому что, когда я был маленький, мать, по ее собственным словам, «начала делать серьезную карьеру». Она устроилась юристом в молодую перспективную компанию и, кстати, не прогадала. Что касается отца, то он как раз завершал карьеру инженера, а после начал карьеру художника. В общем, родителям тогда было совершенно не до меня. Я оказался брошен на произвол Ольки и Женьки.

А вот Мишку и Гришку не тронь. Они маленькие. Их обижать нельзя. Так говорит наша бабушка. Она бывшая балерина. Танцевала в Мариинском театре. Потом учила танцевать других в Вагановском училище. Но стоило появиться на свет Мишке с Гришкой, как она, бросив все, перебралась из Питера к нам в Москву. Поэтому Мишка и Гришка могут теперь практически безнаказанно творить с Олькой и Женькой чего только их душам угодно. Правда, порой от их выходок страдаю и я. Тогда у нас с ними происходят «мужские разговоры». Но вообще-то близнецы меня скорей уважают. Все-таки старший брат.

Но вернемся к школе. Несмотря на столь трагическое начало первого в моей жизни первого сентября, я весьма быстро освоился в своем первом «Б». Тем более что из уст Ольки и Женьки я был достаточно наслышан о школьных порядках. И вообще, играя в учительниц и ученика (мне, естественно, всегда отводилась роль ученика), сестрицы мои прошли со мной практически всю программу первого класса. Поэтому наша классная чуть ли не с первых дней стала меня нахваливать. Мне это, естественно, понравилось. В кои-то веки в пример приводят не мне, а меня.

Правда, вскоре я познал оборотную сторону славы. Столь бурные мои успехи начали раздражать моего соседа по парте Тимура Сидорова.