* В середине ХVI столетия на Москве затеялась жестокая дискуссия между церковными мыслителями, одни из которых получили прозвание "нестяжателей", другие - "иосифлян". Ничего особенно умственного не было в платформах противоборствующих сторон; первые, возглавляемые пустынником Нилом Сорским, пропагандировали идеалы нищенствующего морнашества, вторые, ведомые игуменом Иосифом Волоцким, стояли за экономическое процветание монастырей.

То ли дело в России: Нил Сорский - свое, Иосиф Волоцкий - свое, а вокруг "от колоса до колоса не слыхать бабьего голоса", воронье кружит над чахлыми деревеньками в пять дворов, татары едут жнивьем на мохнатых своих лошадках, далеко слышится песня русачка, сидящего на завалинке, жалкая и безнадежная, как объявление на разъезд.

Накануне воссоединения России с Европой, то есть в последние допетровские десятилетия, хозяйство, вооруженные силы, администрация и общественные институты нашей страны находились в таком бедственном положении, что она уже не входила в число цивилизованных государств. Из реформ же Петра Великого мы извлекаем, в частности, тот урок, что у нас "поздно" равняется "никогда".

Действительно, воссоединиться-то мы воссоединились, но европейцами от этого не сделались, и по-прежнему основным законом у нас было беззаконие, грабливали на больших дорогах, обирали по казенным местам, и до того крепка оказалась московская закваска, что сам просветитель Петр сажал своих противников на кол, а после долго еще рвали ноздри и резали языки. Этот государь и награждать умел, но, кажется, напрасны были усилия строгости и любви: ближайший его сподвижник, светлейший князь и генералиссимус Александр Меньшиков наворовал столько казенных денег, что его состояние значительно превышало государственный бюджет, а безмерно любимая жена, императрица Екатерина Алексеевна, изменила ему с полковником Монсом случай первый, последний и немыслимый при статусе русских императриц. Генерал-прокурор Ягужинский прямо заявлял в Сенате, что на Руси казнокрадствуют все, только не все попадаются, и конца этому занятию не видать.

Видимо, еще при Иване Грозном, а то в Смутное время что-то сломалось в нашем генетическом аппарате, и мы никак не починимся по сей день. Между тем из-за этой внутренней неполадки и все реформы новейшего времени обречены в лучшем на половинчатость, в худшем случае - на провал. Вот восстановили у нас было мировые суды, но, говорят, деньги, отпущенные на это дело из казны, по пути растаяли без следа.

Впрочем, еще неясно, какой именно человеческий тип благоприятствует истинному прогрессу: то ли они, которые не берут взяток, узки и скучноваты, то ли мы, которые без царя в голове, вороваты и широки.

Наш первый профессиональный литератор Михаил Васильевич Ломоносов, открывший историю новой русской словесности "Одой на взятие Хотина", вообще считал себя ученым, а свое стихотворчество - баловством. Однако граф Кирилла Разумовский, тогдашний президент Академии наук, ему говорил:

- Брось ты, Михайла Васильевич, свои дурацкие опыты! Ты же великий российский сочинитель - пиши стихи!

- Все-таки дозвольте, граф, также и наукой заниматься, - отвечал ему Ломоносов, - хотя бы на досуге, заместо больярду...

Президент на это бывало накуксится и молчит.

В науке Михаил Васильевич особых высот не достиг, из стихов его достойны замечания только строки: "Открылась бездна, звезд полна,/ Звездам числа нет, бездне дна", - всю свою жизнь жестоко воевал с русскими и немецкими оппонентами, пил горькую, умер пятидесяти четырех лет от роду и остался в родной истории первым русским ученым-естествоиспытателем, который на досуге писал стихи.

Это не удивительно, что викинги, придя господствовать в восточные славянские земли, уже через поколение обрусели; их было так немного, что они скоропалительно растворились среди на редкость плодовитых полян, древлян, кривичей и прочая, и ничего-то от них не осталось, кроме самоназвания нашего государства - Русь.