У камня стоял человек. Дед.

Марика сбавила шаг. Точно, так и есть: дед. Одетый в замусоленную телогрейку длиной до колен, на ногах такие же, как на ней, Марике, меховые сапоги, на голове черная кроличья шапка, из-под которой торчат седые лохмы. Одна рука — в толстой рукавице размером с боксерскую перчатку, вторая варежка рядом. На снегу рядом с валуном бесформенной кучей лежал знакомый коричневый рюкзак.

Змейка следов огибала камень и уходила по тропе, ведущей к другой стороне той же горной вершины; значит, дед спускался оттуда.

Она подошла ближе и почти остановилась, не способная решить, стоит ли начинать диалог. С одной стороны, вперся бы он ей в три часа ночи, этот старче — у нее своя дорога, у него своя; с другой, вдруг они всего лишь вдвоем на Уровне, и старик знает о чем-то полезном?

Но незнакомец, видимо, не имея в голове той же дилеммы, заговорил первым:

— Здравствуй, девка!

Марика от такого приветствия фыркнула. Остановилась.

— Здравствуй, дед.

— Куда путь держишь?

Да если бы она сама знала.

— Вниз.

Наверное… Куда же еще?

Они помолчали, глядя друг на друга. Не друзья и не враги — пересекшиеся волею судьбы путники. Случайно или намеренно, на минуту, час или всю жизнь — не разберешь. Марику встреча удивила и насторожила, деда, очевидно, обрадовала.

— Может, еда у тебя есть?

Марика разочарованно покачала головой — она хотела спросить его о том же.

— А где брать, не знаешь?

— Да ничего я тут не знаю. Ни куда идти, ни где ночевать, ни чем питаться.

— Вот и я тоже…

Ясно. Полезного мало.

— Может, вместе… — начал было он, когда Марика развернулась и зашагала вниз по тропе.

— Нет, — ее голова решительно качнулась. — Каждый сам, ладно? Без обид.

Ветерок шевелил белые усы и бороду; девушка, тяжело переставляя ноги, уходила прочь.

Привал получился вынужденным и необходимым: хотелось сходить по нужде, просушить на солнце взмокшие внутри сапог носки и просто отдохнуть. Ноги гудели.

Спустя какое-то время нашлось подходящее место: сосна с прогалиной позади, а перед сосной — плоский широкий камень, прогретый лучами.

Марика свернула влево. Быстро справила нужду за деревом, обогнула толстый ствол, огляделась и умостилась на покатый булыжник.

Удобно. Вот только отчаянно хотелось пить. И есть. Но если с едой еще можно повременить, то с водой уже никак: от свежего воздуха, непривычной нагрузки и обезвоживания начинала болеть голова.

За спиной, словно ряд тугих мачт, поскрипывал лес; впереди, через заметенный спуск, который Марика про себя назвала «дорожкой», начинался обрыв. Там внизу лишь лед, камни и растущие на безмерно далеком дне деревья. Нет, к краю она приближаться не решалась (вдруг снег скрыл от глаз трещины в земле?), но изредка поглядывала на расстилающийся в долине пейзаж. Казалось, зеленый цвет там становился пышнее, все еще ни жилья, ни признаков других людей, но растительности больше, а снега меньше. Значит, туда и следовало идти. Может, там водятся кролики или какие хорьки…

Охотничьего снаряжения нет, навыков охоты тоже. Беда.

Она стянула опостылевшие сапоги, поставила их рядом, вытянула ноги, устало опустила голову и на какое-то время застыла.

Вчера, заполняя заявку, она всего лишь хотела совершить хоть что-то отличное от привычного, оправдаться перед собой за бессилие, а кое-где и за бездействие, хотела показать: видишь, мол, я тоже что-то делаю? Не сижу, сложа руки, пытаюсь что-то изменить. Но хотела ли она и была ли готова к настоящим изменениям?

Да? Нет?

Скорее всего, нет.

Конечно, нет.