Я оглянулся и едва успел прикусить язык, подавившись собственным криком. В солнечном пятне, в обрамлении рыжего венка заплетённых в длинные косы волос под причудливо рогатым шлемом, на меня костистыми проёмами глазниц смотрел череп.

    Глава 6

    Упокоища. Кто их только так назвал? Неправильное это название. Упокоища – это место, где должны лежать упокоенные. А если верить Алой книге, не больно-то они здесь лежат. Ходят по ночам, творят всякие непотребные дела. Говорят, что при жизни они были великими и благородными воинами, может быть, но что-то я не помню благородства в их поступках после смерти. Я, конечно, не знаток, об Упокоищах знаю лишь то, что написано в Алой книге, но и того мне хватило. Нет. Не может порядочный мертвец разгуливать по ночам и тревожить мирных прохожих. Если покойник не покоится, как ему положено… Или как он положен? Если он не покоится, то какой же он покойник, вовсе он даже не покойник. Он – умертвие. И место надо называть не Упокоищем, а Умертвищем. Чтобы, одно только слово услышав, всякий бы обходил за десять лиг. Гхажш назвал это славное местечко Мертвятником. Жаль, что я не догадался, о чём он говорил.

    Каждый раз со мной так. Сделаю, не подумавши, как следует, а потом ТАКОЕ выходит. Из дому уехал, даже «до свидания» не сказав. Где теперь дом? Будет ли когда-нибудь то свидание? И бежать задумал так же, даже не оглянулся. Трудно ли было посмотреть по сторонам, может, курганы и камни навели бы на какую-нибудь мысль. Столько об этих жутких местах читано-перечитано. Подробно же в Алой книге написано. Слепым надо быть, чтобы место не узнать. Так нет. Бросился, куда глаза глядят! Сколько сил потратил, сколько страху натерпелся, а один раз подумать, так и не догадался. Верно старики говорят: «Ума не приложив, дела не сделаешь». Вот и сижу в склепе один на один с мертвецом, который, того гляди, оживёт.

    Ладно, гляди не гляди, дело ясное, надо выбираться отсюда.

    Всё это я передумал, пока пытался разжать сведённые судорогой зубы. Когда это получилось, ещё некоторое время ушло, чтобы убедиться в наличии языка. Откусить его мне, к счастью, не удалось, но я был к этому близок. Поэтому ещё довольно много времени пришлось сглатывать кровь и полоскать рот, расходуя драгоценную воду. Кто бы мог подумать, что из языка может вытечь столько крови? Я даже испугался, что истеку ею весь и останусь лежать рядышком с рыжеволосым рогатым скелетом. Однако, она всё же остановилась. Язык остался распухшим, но говорить всё равно было незачем, не с кем и не о чем. Разве что со скелетом, но он пока на приятельскую беседу не набивался. Признаться, я о том и не жалел.

    Слегка оклемавшись и успокоившись, я попытался выбраться. Тедди всегда говорил, что пытаться не надо. Надо просто сделать. Посмотрел бы я на него здесь. Сползти-то в склеп, я сполз. Но когда понадобилось выбраться, оказалось, что хоть он и невысок, но до норы под самым потолком мне снизу не дотянуться. Можно только допрыгнуть. Это было нетрудно. Обычный хоббит может подпрыгнуть на высоту своего роста, а такой худой, каким стал я, и выше. Допрыгнуть до норы было легче лёгкого, всего-то на фут. Но ухватиться за земляной крошащийся под пальцами край, а тем более подтянуться на исчезающей под ладонями осыпи, было совершенно невозможно. Да и шуметь я боялся.

    Осмыслив всё это, я решил, что напрасно тороплюсь. Солнце встало совсем недавно. В склепе почти светло. Может, и не так уж светло, но глаза привыкли и хорошо различают окружающее. Скелет пока не подаёт никаких признаков жизни, – тьфу ты, какая у него может быть жизнь! – пока он ничего не делает, просто лежит, как и должно мертвецу. Возможно, он начнёт что-нибудь делать ночью. До ночи мне всё равно придётся ждать. Пока наверху орки, днём я никуда убежать не смогу.