Здесь я не очень понял, что имел в виду достопочтенный Кабах, когда произносил столь мудрые изречения. Но мне и без того уже хватало почвы для размышлений. И, по-взрослому сцепившись усиком со старейшиной, я попрощался с ним. И отправился домой думать.

Только уже в пути спохватился: я ведь так и не спросил у благороднейшего Кабаха, как выглядят из себя монстры! Ну да ладно, тут же решил я, — спрошу в следующий раз.

***

Вскоре после того, как моя мать вышла за лейтенанта Уйцеха, меня отдали в школу разведчиков. Они решили, что я должен пойти по стопам отца. Кашечка же, как и все благородные девицы, пошла учиться в школу матерей. И, погрузившись в занятия, мы стали встречаться реже. С этих пор теплота нашей милой расщелины стала потихоньку забываться.

На каждом уроке я старался отличиться. Мне почему-то во всем хотелось быть первым. И я действительно преуспел по многим дисциплинам. Например, по Всеобщей Истории усачей, а также по Религиозным Основам усачей я получал только высшие баллы, а в беге на длинные дистанции мне не было равных.

В минуты коротких встреч с Кашечкой я прятал глаза и говорил, что мне надо идти делать домашнее задание. Не знаю, что произошло. Нет, я не охладел к ней. Просто я вдруг повзрослел, и стал чувствовать какое-то странное неудобство. От серьезного взгляда черных очей Кашечки у меня пробегали мурашки, словно мне хотелось чего-то непонятного, чего-то еще, кроме простых лобзаний усиками. В один из дней Кашечка твердо сказала, чтобы в выходные я пришел в расщелину, иначе я не узнаю одну очень важную тайну. Я пообещал, и тут же ретировался.

Но все нарушила война. Раньше монстры ограничивались локальными бомбежками, которые не доходили до нашего дома, или занимались минированием отдельных территорий. Теперь же они неожиданно применили мощное химическое оружие нового поколения, распылили какой-то едкий газ, и мы всем племенем вынуждены были бежать с насиженных земель.

Творилась жуткая паника. Уйцех собрал чемоданы вперед всех. Казалось, он готов был немедля броситься в бегство, позабыв о бедной мамочке и конечно же о нас.

— Давай быстрее, Руся, — нервно гнусавил он. — Зачем тебе эти тряпки? Ты все равно не будешь их носить.

— Это почему же? А если кончится война, что я буду надевать на тельце, и на крылышки?

— Купим новое.

— Куда ты так торопишься? Надо еще собрать моих детей, без них я не побегу.

И лейтенант возносил глаза к потолку.

Наконец, мы все собрались, со вздохами покинули дом, и влились в общую толпу эвакуирующихся. Что тут происходило! Ужасное зрелище! Все чихали и задыхались, щурили глазки, сизая дымка клубилась где-то в арьергарде. Иные, из знатных усачей, побросали все и тащили за собой драгоценное яйцо Каро. Противогазы были только у военных, но они отдавали их детям. Однако же на всех не хватало — детей было очень много. Уйцех, к его чести, отдал свой единственный противогаз бедной мамочке. А она надела его на самого младшенького. Я же просто засунул усики в ноздри, как учили в школе разведчиков.

Стараясь не терять из виду свою семью, я замедлил ход и принялся искать глазами среди движущейся толпы мою Кашечку. Но ее нигде не наблюдалось. Порой я останавливался и пытался вглядываться в каждого проходящего, но трудно было уследить за всеми. Один раз мне почудилось, что Кашечка проскользнула мимо меня. Я догнал ее и окликнул. Она обернулась. Увы, то была ее младшая сестра Пакочка. Но я все равно слегка обрадовался.

— Это ты, Пакочка? А где же Кашечка? Разве она не с вами?

Пакочка опустила усики, и глазки ее наполнились печалью.

— Здравствуй, Стасик. Мне тяжело говорить, но… Случилось несчастье.