Но в этом не было необходимости. — Нет, не нашел.
— Ты не пытался как-то иначе устроить ее судьбу?
— Нет, а что?
— Я поговорю с девушкой, — коротко произнес Арв, заметив при этом сальную улыбку на лице крестьянина.
Это заставило его выйти за рамки своей обычной терпимости.
— Послушай, Карл! В округе поговаривают, что ты бьешь не только своего единственного ребенка, но еще и свою жену!
— Что? Она жаловалась тебе? — злобно спросил фермер.
— Разумеется, нет! И в этом нет необходимости, поскольку я сам видел синяки у нее на лице. Не говоря уже о маленькой Гунилле! Почему ты так себя ведешь со своими женщинами, Карл?
Кнапахульт молчал, не зная, что сказать.
— Меня возмущает вне всякой меры то, что ты «выбиваешь грехи» из своей дочери. Но что касается твоей жены, какой предлог ты здесь находишь?
— Она паскудная шлюха, — пробормотал он и сплюнул.
— За эти синяки ты ответишь перед Господом, Карл!
— О, Эбба никогда не попадет на небо. И девчонка тоже.
— Зачем же ты тогда выбиваешь из обеих грехи? — Арв был так возмущен, что с трудом мог говорить.
Расправив плечи, Карл произнес:
— Это право справедливого наказывать ослушников.
— А как быть с их собственными правами?
— Пусть проваливают к черту!
— Вот то-то и оно! Теперь я тебя раскусил, Карл Кнапахульт! — сказал Арв и повернулся к нему спиной.
Карл так и остался стоять, ничего не ответив на это.
Из дома плавной походкой вышла Эбба, глядя на стройную, удаляющуюся фигуру Арва.
— О чем ты разговаривал с писарем? Карл, сердясь на самого себя за неосторожную реплику, с ненавистью посмотрел на нее.
— Заткнись, дьявольская коряга! — прошипел он и отошел в сторону. Эббу это разозлило.
— Я задала тебе простой вопрос. Но, раз ты не хочешь мне отвечать, придется мне самой сходить к писарю. Он-то, по крайней мере, ведет себя как мужчина. Чего тебе уже не дано!
Она затронула его больное место.
— Ха! Можно подумать, что кто-то хочет тебя, старую изношенную клячу!
— Представь себе… — с кривой усмешкой ответила Эбба.
Карл надеялся на то, что Арв Грип из рода Людей Льда выразил желание поговорить с его дочерью.
Когда через день Гунилла пришла в Бергквару — и это вряд ли была случайность, — Арв сказал:
— Мне нужно кое о чем поговорить с тобой, Гунилла. Пойдем в мою комнату, что находится за конторой, и выпьем по чашечке кофе.
— Кофе? — растерянно произнесла Гунилла. — Я никогда его не пробовала.
— Неужели? Тогда самое время попробовать. Ее удивила его внешность. Его взгляд, усталое лицо, нервозность свидетельствовали о том, что он плохо спал эту ночь.
Он попросил одну из дворовых девушек приготовить пару чашек этого мистически черного напитка, о котором Гунилла столько слышала, но сама его никогда не видела. И когда чашки уже стояли на отполированном до блеска столе в его кабинете, он сказал:
— Какие у тебя планы на будущее, Гунилла? Я имею в виду реальные планы, а не мечты.
Она растерянно смотрела на красивые стены, на которых висели ковры. Старинные, немного потертые по краям, они были такими чудесными! А подоконник был покрашен в белые цвет. Подумать только, какая красота!
— Я не знаю, — ответила она; вопрос совершенно сбил ее с толку. — Я унаследую Кнапахульт, потому что я единственный ребенок…
— И ты, конечно, хочешь выйти замуж?
— Нет, — быстро ответила она. |