Дети? Нет, Большой Космос уже запретил…
Обычные мечты для человека его судьбы. Не стыдные мечты. Несбыточные.
Такси снизило высоту и понеслось над поверхностью в бреющем полете. Раскин глядел в окно: в предрассветном сумраке мелькали кудлатые кроны пальм, тянулись широкие тростниковые долины, кое-где серебрились ленточки ручьев, иногда появлялись и исчезали крыши нехитрых фермерских построек.
Такси взмыло над скалистой грядой и, поспорив с ветром, нырнуло вниз. Антигравы натужно взвыли, Раскина вдавило в кресло нешуточной перегрузкой, — затем переключились на нейтральный режим. Машина пошла на посадку.
Раскин судорожно вздохнул: увиденное повергло в шок даже его, привыкшего к пейзажам иных миров. Настолько разительным был контраст.
Фермы и пальмы, реки и море, Земля в привычном понимании, — все оказалось позади. По другую сторону хребта, скрывающего рассветные потуги.
Такси садилось на чужую планету.
Здесь на небе были те же самые южные звезды и та же самая луна. Она, правда, уже побледнела и уменьшилась в размере, но ниже… От горизонта к горизонту тянулось бескрайнее базальтовое поле. Тысячи каплевидных капсул-близнецов, выстроившись в кварталы нечеловеческой планировки, пульсировали с одинаковой частотой, синхронно, мягким, розоватым светом. Перспектива терялась в фосфоресцирующей дымке. Когда-то здесь жили люди, сотни тысяч людей. Теперь этот город был анклавом Обигуровских спор.
Над гиперпространственной станцией — гротескной, сюрреалистической башней на окраине Сантьяго, полыхало полярное сияние. Оно говорило о том, что процесс транспортировки материи на расстояние световых лет шел непрерывно всю ночь. Воздух ионизировался, пройдет час-другой, и изолятор атмосферы прохудится — над городом спор разразится грозовая буря. Раскин прищурился и увидел длинную очередь двуногих созданий. Ушельцы выстроились перед воротами станции. Они спешили покинуть Землю. Они выглядели беженцами.
— Портал с радиусом в девять световых. — Таксист опустил машину на пятачок посадочной площадки, притаившийся между хилыми деревцами. Другой растительности Раскин здесь больше не видел. Ни кустарников, ни травы, только два ряда скелетированных акаций. Жидкие кроны выглядели так, будто их испоганил шелкопряд. На самом деле белесые нити и пленка не были работой гусениц или червей. Все это — наружные проявления Грибницы и ничто иное.
Раскин вспомнил безымянного умника, который развлекал завсегдатаев бара при отеле для ушельцев околонаучными побасенками.
«— Грибница внедряется в клетки. Это наиболее совершенный паразит из всех, что выплюнула клоака Вселенной за миллиарды лет своего существования. К тому же Грибница обладает чудовищными мутагенными свойствами…»
Раскин ощутил мягкий толчок, когда шасси аэротакси коснулись бетона.
— Такая хорошая планета, — булькнул таксист. И с негуманоидной непосредственностью добавил: — И так далеко от нее. Куда? Всеобщность скоро…
Раскин открыл дверцу и выпрыгнул наружу. Как же все-таки в кабине разило морской капустой! Это он осознал, лишь оказавшись на воздухе.
Люди из ближайшего сегмента очереди глядели на вновь прибывшего с настороженностью и одновременно с любопытством. Раскин заметил, что некоторые из них прижимают к груди спящих детей. Интересно, каково будет малышне, когда, проснувшись, она обнаружит себя в мире чужого солнца, чужой луны и иной физики?
Стайка бутузов постарше шныряла между взрослыми и делала мелкие пакости. Всюду валялся скарб, разнокалиберные чемоданчики, ящики, сумки. Раскин по-свойски махнул ушельцам рукой и повернулся к таксисту.
— Куда? — переспросил он. Таксист сформировал голову и даже некое подобие асимметричного лица на ней. Спора пыталась быть вежливой. |