Однажды в холодный солнечный день за «Смельчаком» увязалась стая дельфинов, поминутно выпрыгивающих из воды. Серинис так увлеклась этим зрелищем, пытаясь нарисовать дельфинов, что не устояла на ногах и перевесилась через борт. Бо бросился через всю палубу, вовремя подхватил жену и, глядя на нее укоризненно, поставил на ноги.

— Постарайтесь впредь быть повнимательнее, мадам, — отрывисто посоветовал он, нахмурив брови. Стоило представить, как порыв ветра или рывок корабля выбрасывает ее за» борт, и у него холодело сердце. — Ваши юбки наверняка утащат вас на дно, прежде чем я успею прийти на помощь.

Серинис вспыхнула, осознав свою неосторожность.

— Простите, Бо, — пробормотала она. — Я не подумала, что могу упасть.

Смягченный ее извинением, Бо умоляюще повторил:

— Прошу вас, больше не подходите близко к борту, Серинис. Это опасно.

— Да, сэр, — по-детски отозвалась Серинис.

Бо усмехнулся и снисходительно потрепал ее по щеке:

— Вот и умница.

Сердце Серинис подпрыгнуло, она с улыбкой придвинулась ближе, не стесняясь того, что Бо обнял ее за талию. За ними наблюдали Оукс и еще несколько матросов, но это не имело значения. В конце концов, Бо — ее муж!

— Я не хотела рассердить вас…

— Я не рассердился, а встревожился, дорогая, — поправил Бо, изумленный тем, что она так спокойно восприняла его объятия. — После стольких усилий с моей стороны было бы досадно потерять вас. К тому же падение за борт не самый лучший способ выразить благодарность.

Серинис догадывалась, куда заведет их разговор, но не преминула задать следующий вопрос:

— А какую благодарность предпочли бы вы, Бо? Долгую минуту он всматривался в ее лицо, понимая, с каким волнением она ждет ответа.

— Призовите на помощь свое воображение, мадам. Но лично я хотел бы просто видеть вас живой.

— Непременно выполню ваше желание, сэр.

— Отлично.

Он медленно провел ладонью по ее талии, вызвав у Серинис легкое головокружение, и отошел. Только потом, в каюте, Серинис сообразила: Бо следил за ней так же пристально, как она — за ним. Стоило ей свеситься за борт, как он очутился рядом.

На следующий день Серинис отправилась на камбуз и попросила у месье Филиппа разрешения нарисовать его за работой. Поначалу Филипп смущенно отнекивался, но Серинис видела, что он польщен ее просьбой. Она сделала несколько набросков, запечатлев месье Филиппа, колдующего на камбузе, который показался ей донельзя тесным. Впрочем, сам кок утверждал, что по размерам он вдвое превосходит обычный корабельный камбуз.

Серинис вскоре поняла, что матросы без малейших признаков возмущения вспоминают о наказании, постигшем Уилсона. Значит, они считают кару справедливой? Сам Уилсон просидел неделю взаперти, а затем ему было приказано под суровым надзором уничтожить следы своих преступлений, в том числе разгром, учиненный в кубрике. Кроме того, на провинившегося возложили обязанности раненого Томаса Гровера — до тех пор пока Томас вновь не встанет на ноги. Когда же объявили, что Уилсон приступит к работе на палубе, Билли передал Серинис пожелание капитана не покидать каюту. Она охотно подчинилась приказу.

Три недели спустя Серинис разбудила необычно алая заря. Краски были такими яркими, что она упросила Бо разрешить ей посидеть пораньше утром на палубе с мольбертом, чтобы запечатлеть это удивительное зрелище. Позднее, когда к ней подошел Стивен Оукс, Серинис не скрывала воодушевления.

— Посмотрите, какая красота! — восторженно повторяла она. — Не припомню, чтобы я когда-нибудь видела такой великолепный восход солнца.

Оукс хмыкнул, не испытывая особого трепета:

— Да, он великолепен, но не для моряка.