Я вывел Августа в коридор, там было пусто, во всех других классах шли уроки. Я пустил его гулять вдоль стен, как он привык.

– Ты перестал есть,- сказал я.

Я уже давно заметил это, но ничего раньше не говорил.

– Я здесь с испытательным сроком,- сказал он.- В этой школе. У меня здесь испытание. Я не выдержу.

Прежде об этом никто не говорил.

Я спросил его, какой у него испытательный срок.

– Они не сказали,- ответил он.- Они приняли какое-то решение, так они сказали. Но не сказали, какое именно.

Мы не разговаривали две недели, я чувствовал, что надо использовать каждую минуту, пока в коридоре никого нет. Я спросил его, а что они говорили о том, для чего все это. Что он должен делать?

– Должен стараться,- сказал он.- Они сказали, что это испытательный срок. Будет возможность показать, что я могу стать лучше.

– Куда тебя отправят, если ничего не получится? – спросил я.

– Назад в Сандбьерггорд.

Других вопросов я задать не успел. За нами пришла новая женщина-инспектор и отвела нас в церковь. Должно быть, ее попросил об этом Флаэ Биль.

За две недели до этого в отделении для девочек освободили одну комнату, в ней до этого хранили свои вещи рабочие. Через несколько дней приехала она. Ее представили во время утреннего пения псалмов. Нам сообщили, что она среди прочего будет временно присматривать за отделением девочек в жилом корпусе, подобно тому как Флаккедам присматривает за мальчиками. В первый раз прозвучало, что наблюдение Флаккедама является временным.

Больше ничего сказано не было.

Церковь находилась позади парка.

Когда мы пробирались к свои местам, к нам подошла Катарина – неожиданно она оказалась рядом с Августом. Она наклонилась за его спиной и засунула что-то в мой карман. Это было письмо. Я бы не стал сразу читать его, но уже несколько дней от нее ничего не было, к тому же среди такой толпы я чувствовал себя в безопасности, и я тут же развернул его. Оно было совсем коротким, она спрашивала о прогрессивных матрицах Равена.

Я поднял на нее взгляд.

– Августа сюда перевели с испытательным сроком,- сказал я.- Он не знает, на какое время, он не знает, что они про него решили, ему это не выдержать, с каждым днем все хуже и хуже, что можно сделать?

– Надо раздобыть его личное дело,- ответила она.

Мы стояли вплотную друг к другу, зажатые толпой, надеясь, что никто ничего не заметит.

– Если они приняли какое-то решение, то там это должно быть записано,- сказала она.

Как только она это произнесла, рядом мгновенно оказался Фредхой.

Это мне надо было быть начеку, ведь я один по-настоящему знал его. Но я потерял бдительность, а он всегда был очень быстрым, невидимым и всегда мгновенно оказывался на месте происшествия.

Он выхватил у меня письмо. Потом взял нас с Катариной, посадил на разные скамьи и привел Августа. Он не подошел к нему спереди, он обошел его и, подобравшись сзади, зажал кисти его рук, а потом отвел его к ряду скамеек прямо передо мной и усадил рядом с собой. Никто ничего не заметил, все было тихо, спокойно и обыденно, как будто он просто показывал ученикам, где им следует сидеть.

Он мог бы сразу же вывести нас из церкви, но он этого не сделал. Вместо этого нас посадили на скамейки, и служба началась так, как будто ничего не случилось.

А мы сидели, прекрасно понимая, что теперь все кончено.

Фредхой знал, что теперь он устроит нам Сумерки Богов. И тем не менее у него хватило сил вести себя так, как будто ничего не случилось, чтобы могло начаться богослужение. Хватило сил, чтобы сделать эту многозначительную паузу.

Теперь можно было сидеть, разглядывая остальных.