В этот теплый апрельский день он сидел в своем кабинете перед раскрытым окном, подводя итоги восемнадцати годам сражения за успех. Бутылка (виски !)джина "Белая лошадь" и (хит)диск Элтона Джона "Боль моя, ты оставь меня" помогали окрасить мысли неудачника в светлые прощальные тона. Тогда он был жилистым мексиканским мачо с гордо посаженной головой, орлиным взглядом, вкрадчивым голосом и ценным опытом жиголо в пригороде Акапулько. Сильвия Кронвель - вдовы (а) владельца новенького отеля(.....), даже не заметила, что ногам её мексиканского ухажера не хватает для приблизительного совершенства десяти сантиметров, а лексикону изысканности. Скоропалительно вступив в (очередной) повторный брак, она объявила мистера Беласко хозяином сверкающей "стекляшки". Сильвия не ошиблась - о лучшем супруге и директоре гостиницы трудно было мечтать. Отель выбрался в разряд самых престижных на побережье (в) из категории четырех звезд. Все сияло, цвело и пахло. Мексиканская кухня и шоу в ресторане отличались бодрящей остротой, апартаменты и парк радовали ухоженным экзотическим "примитивизмом", стены и террасы густо завили лозы глицинии, цветущей так ароматно и щедро, что, казалось, океан дышал под боком, а кое - какие архитектурные детали и умелая подсветка превратили примитивную бетонную башню в средневековую мавританскую крепость. И куда, спрашивается, все делось? Крупные трагические глаза Беласко наполнились слезами.

За окном сухо шелестели высохшие листья пальм. Шум машин, доносящийся с шоссе, начисто заглушал вздохи океанской волны, парадный газон оброс неопрятными кустиками мелкой ромашки, некогда гордая надпись на щите у подъездной дорожки к отелю покосилась и проржавела. Даже здесь, в кабинете, Беласко слышал, как печально и монотонно громыхал искореженный металл, как похрапывал на пригреве бездельник портье, развалясь в провисшем плетеном кресле. Увы, все увечья и признаки увядания отеля проходили сквозь его сердце, как пронзают сердце женщины вести(!) стареющего тела.

Мистер Беласко подпер ладонями мягкие оливковые щеки и направил взор к лежащей перед ним бумаге. Пятно от (виски) джина, крошки (картофельных) сырных чипсов, а под ними текст и цифры. Жалкие цифры... Господи! Ему предстояло подписать контракт о продаже "Кукарачи" на самых грабительских условиях. "Вернусь в Мексику, поправлю здоровье, сброшу вес. Выиграю в лотерею или стану профсоюзным лидером. Я ещё задашь им жару!" - подбадривал себя Беласко, сжав дрогнувшей рукой авторучку.

- О, черт! Черт! Неужели нет никакого выхода? - Поднял он молящие глаза к лепному потолку обставленного в классическом стиле кабинета. (Он поднял молящие глаза к лепному потолку обставленного в классическом стиле кабинета.) Тут же за стеной архангеловой вестью взвыли (затрубили) водопроводные трубы, спину окатило холодком и вдоль хребта пробежали мурашки.

- Я обманул тебя, Сильвия. - Промолвил Беласко, вспомнив, как утром погладил растрепанные волосы спящей жены и пообещал:

- Твой Рикки что-нибудь обязательно придумает, детка. Ведь есть же выход!

- Сегодня последний день. - Напомнила она, затравленно взглянув из-под припухших от ночных слез век.

Последний обзвон возможных кредиторов и выгодных покупателей не дал результатов. ( Акции нефтяной компании продолжали падать ?,) никого из серьезных людей не прельщало приобретение захиревшего отеля, (.)?грабительский договор поджидал на столе с торжествующим ехидством гильотины. Распустив узел галстука под тяжелым подбородком, Беласко тем самым признал собственную капитуляцию. Ни разу за все эти годы никто не мог заметить малейшую небрежность в костюме шефа: в любое время суток, при любой походе( при любом появлении - выходе .