Прекрати. Сопротивление Кристен ослабло. Хэрод почувствовал при этом что-то вроде резкого, пронизывающего все тело тепла, охватывавшего его всякий раз, когда он физически проникал в женщину. Наступила внезапная тишина, спокойствие; его воля заполнила ее сознание. Оно слабело, как гаснущий свет. Хэрод не мешал этому. Он не пытался проскользнуть в извилины ее мыслей, к теплому центру удовольствия там, внутри ее существа. Он вовсе не хотел тратить время на то, чтобы приласкать, погладить этот центр. Ему не было дела до ее наслаждения; он хотел от нее лишь одного — повиновения.

Не двигаться. Хэрод еще ближе прижался лицом к лицу девушки. На раскрасневшихся щеках Кристен золотился еле заметный пушок. Глаза ее раскрылись широко-широко, голубизна их стала ярче, зрачки неестественно расширились. Влажные губы тоже раскрылись. Хэрод провел ртом по ее губам, слегка укусил полную нижнюю губу, затем просунул язык в раскрывшийся рот стюардессы.

Кристен не шевелилась, она только слегка выдохнула; если бы она была свободна, этот выдох мог быть вздохом, стоном или криком. Во рту у нее сохранился вкус мятной конфеты. Хэрод еще раз укусил ее губу, на этот раз сильнее, потом отодвинулся и улыбнулся. С губы скатилась крохотная капелька крови и повисла на подбородке. Глаза девушки были устремлены куда-то сквозь Хэрода, — неподвижный и бесстрастный взгляд, но где-то в глубине зрачков метался огонек страха, как у животного, запертого в клетке за холодными металлическими прутьями.

Хэрод отпустил ее руку и провел ладонью по щеке. Он наслаждался беспомощными метаниями ее воли и своей уверенной, твердой властью над ней. Ее паническое состояние действовало на него, как сильный аромат духов. Не обращая внимания на потоки мольбы в ее корчащемся сознании, он прошел хорошо отработанными путями к двигательному центру. Он лепил ее сознание так же уверенно, как сильные руки месят тесто. Кристи снова вздохнула.

Стой тихо. Хэрод стянул с нее блейзер и, скомкав, бросил на стойку умывальника. Крошечная кабинка, резонирующая от рокота двигателей, наполнилась шумом его дыхания. Самолет слегка накренился, и Хэрода качнуло к девушке; их бедра соприкоснулись. Возбуждение только усиливало его власть над ней.

Молчи. На Кристи был шелковый шарф цветов авиалинии — красный и синий; концы его были спрятаны в бежевую блузку. Хэрод оставил шарф на месте и уверенными движениями расстегнул блузку. Когда он сорвал с нее блузку, девушка задрожала, но он крепче сжал тиски ее сознания, и дрожь прекратилась.

Она носила простой белый бюстгальтер. Груди ее были тяжелые и бледные, округло выпирающие там, где кончалась ткань. Хэрод почувствовал, как в нем поднялась эта неизбежная волна нежности, любви и ощущения потери — всего того, что он чувствовал всегда в таких случаях. Но это никак не уменьшало его власти над женщиной.

Ее рот слегка искривился.

Не двигаться. Пальцы девушки пошевелились. Он расстегнул лифчик и сдвинул его вверх, потом распахнул полы своей куртки и расстегнул рубашку. Прижался грудью к ее груди. Груди у нее были еще больше, чем он думал, он чувствовал их тяжесть там, где они касались его; кожа была такая беззащитно белая, сосочки такие нежно-розовые и неразвитые, что Хэрод почувствовал, как его горло сжимается от невыносимой любви к ней.

Заткнись, заткнись, заткнись. Стой смирно, сука. Самолет еще круче накренился влево. Хэрод налег на девушку всем весом, потерся о мягкую округлость ее живота.

В коридоре послышался шум. Кто-то подергал ручку. Хэрод собрал юбку и потащил вверх, выше широких бедер, потом грубо рванул вниз колготки, наступил на них ногой, коленом отодвинул ее ноги в сторону, чтобы сдернуть их, — колготки порвались. Под ними были белые трусики-бикини. Бедра тоже покрывал нежный золотистый пушок.