С кем еше я могу об этом поговорить? Если б у меня была близкая подруга, я бы разбудила ее, но… Моя лучшая подруга – это ты…
– Ты меня не разбудила…
Молчание.
– Поговори со мной, – прошептала она.
– Это все ночь, – заговорил он, прочищая горло. – Ночные тревоги… Помнишь, как она нам о них рассказывала? Как людей скручивало, как они сходили с ума и тонули в своих кошмарах, как она держала их за руку… Завтра полегчает. А теперь надо поспать.
Долгое молчание.
– Ты…
– Я…
– Помнишь, что ты мне сказал в тот день? В этом ублюдском кафе напротив клиники?
– …
– Ты сказал: «У тебя еще будут дети…»
– Клер…
– Прости меня. Я вешаю трубку.
– Нет, нет! – прервал он ее. – Постой! Я не позволю тебе так легко отделаться… Подумай хорошенько. Хоть раз подумай о себе. Хотя ты никогда не умела этого делать… Тогда представь себе, что ты – очень сложное судебное дело. Посмотри мне в глаза и скажи: Ты жалеешь об этом… об этом решении? Ты действительно жалеешь? Будьте честным, мэтр…
– Мне скоро со…
– Помолчи. Мне плевать. Я только хочу, чтобы ты мне ответила «да» или «нет».
– …рок один, – продолжала она, – я была по уши влюблена в одного типа, а потом работала, как проклятая, чтобы забыть о нем, выкинуть его из своей жизни, и я так хорошо работала, что и сама потерялась в пути.
Она усмехнулась.
– Глупо, правда?
– Тип оказался не очень…
– …
– Единственный раз, когда он был честен с тобой, это когда он тебе сказал, что этой беременности не хотел…
– …
– Клер, я подчеркиваю: беременности, а вовсе не… Ведь ничего же еще не было. Ничего. Просто…
– Замолчи, – шикнула она, – ты не знаешь, о чем говоришь.
– Ты тоже.
Она положила трубку.
Он перезвонил.
Попал на автоответчик. Перезвонил на городской. На девятом гудке она сломалась.
Кардинально сменила стратегию защиты. Голос – самый что ни на есть жизнерадостный. Судя по всему, профессиональный прием. Прибегла к хитрости, спасая свою защитительную речь.
Он улыбнулся в темноте.
Он любил эту девушку.
– Что-то мы не на высоте сегодня, да? – продолжала она.
– Вот именно…
– В те времена мы завалились бы в бар вместе с твоими однокашниками и напились бы до такого состояния, что уже не смогли бы наговорить всей этой чепухи… А потом, знаешь что? Мы бы здорово выспались… Проспали бы целую вечность. Как минимум, до полудня…
– Или до двух…
– Ты прав. До двух, до четверти третьего… Потом бы мы проголодались…
– А есть было бы нечего…
– Ага… и самое ужасное – тогда даже «Чемпиона» не было… – вздохнула она.
Я представлял себе, как она сидит в своей комнате, криво улыбаясь, на полу у кровати свалены папки с делами, в чашке с остатками травяного настоя плавают «бычки», она в своей ужасной бумазейной ночной рубашке, которую называла неглиже старой девы. Я даже слышал, как она в нее сморкается…
– Это же черт знает что, да?
– Да, – согласился я.
– И почему я такая идиотка? – жалобно вопрошала она. |