Алексис…
Надел плащ.
Женат…
Захлопнул за собой дверь.
На женщине…
Вызвал лифт.
На женщине по имени Корина…
Зашел в него.
И она живет с ним вместе, в одном доме…
Спустился на шесть этажей.
В доме, где есть автоответчик…
Пересек холл.
И…
Устремился на свежий воздух.
Значит, и тапочки тоже есть?
Шарль обернулся. Консьерж тряс чем-то над стойкой. Хлопнул себя по лбу, вернулся, взял свою связку ключей, отдав взамен ключ от комнаты.
Его ждал другой шофер. Куда менее колоритный и на французской машине. Приглашающая сторона расстаралась, но он не строил иллюзий относительно предстоявшего мероприятия, просто возвращался к работе, как старый служака на фронт… И только когда они въехали в ворота посольства, решился наконец выпустить из рук свой сотовый.
Посмотрел на свои пальцы, напряженно сжимавшие бокал: аж побелели.
Почему бы не разбить его, этот бокал? Пойдет кровь, можно будет встать и уйти…
Анук вернулась. Анук вновь заняла свое место. Заполнила собою все. Как раньше. Как всегда.
Отсюда, или оттуда, она смотрела на него. Подсмеивалась над ним, комментировала манеры соседей по столу, их спесь, драгоценности на дамах, бессмысленность происходящего и спрашивала, как он здесь оказался.
– Что ты там делаешь, Шарль?
– Я на работе.
– Да что ты?
– Да.
– …
– Анук… Прошу тебя…
– Так ты даже помнишь, как меня зовут?
– Я все помню.
Ее лицо потемнело.
– Нет, не говори так… Есть некоторые вещи… И моменты… я бы… хотела, чтобы ты их забыл…
– Нет. Не верю. Хотя…
– Хотя что?
– Возможно, мы говорим о разных вещах…
– Надеюсь, – улыбнулась она.
– Ты…
– Я…
– Ты все такая же красивая…
– Замолчи, идиот. Встань. Посмотри… Они все возвращаются в зал…
– Анук?
– Что, мой хороший?
– Где ты была все это время?
– Где я была? Это у тебя надо спросить… Ну же, давай, иди к ним. Тебя все ждут.
– Все в порядке? – спросила супруга посла, жестом приглашая его сесть в кресло.
– Да, спасибо.
– Вы уверены?
– Просто устал…
Да ладно, полноте…
На усталость все можно свалить. Сколько лет он уже это делал, ловко прячась в мягких складках ее мятых одежд? За этой ширмой, такой пристойной и такой удобной…
И впрямь, в усталости есть некий шик, как будто знак удачной карьеры. И даже что-то лестное. Орден за заслуги, приколотый к неприкаянному сердцу.
Он лег спать, думая о ней и удивляясь в который раз, насколько справедливы самые избитые банальности. Когда в крышку гроба уже вбиты гвозди, вдруг спохватываешься: «Я не успел с ней как следует попрощаться…» или «Если бы я знал, я бы попрощался с ней иначе…» или «Мне еще столько всего нужно было ей сказать…»
А я с тобой даже не попрощался.
Моя Анук…
Если рай существует, ты уже наверняка соблазняешь святого Петра…
Уверен в этом. Вижу тебя.
Вижу, как ты взъерошиваешь ему бородку бабочкой, как забираешь у него из рук ключи и вешаешь их себе на пояс.
Когда ты была в порядке, ты могла все на свете, стоило тебе только захотеть, и ты устраивала нам, детям, просто райскую жизнь. |