— Я серьезно, Куэйн! — крикнул он мне в спину. — За несколько лет мы разбогатеем!

— Ты спятил! — закричал я в ответ. — Солнце выжгло тебе мозги!

Я начал подниматься по склону. Ох и несладко будет провести час в крохотной кабине вдвоем с маньяком, готовым разорвать на части даже звезды. Мое внимание невольно привлекла рукоятка ракетницы, торчавшая из кобуры; увы, довольно слабое оружие.

Я добрался уже почти до самого края чаши, когда услышал сзади топот ног. Тяжелый удар по голове повалил меня наземь, но я успел вскочить, и мы сцепились, шатаясь как пьяные. Потом Майер вырвался и нанес правой рукой чудовищный удар мне прямо в лицо.

Я упал навзничь, оглушенный болью; мне казалось, что челюсть моя треснула и во всей левой половине черепа не осталось ни одной целой косточки. Но все же я приподнялся и увидел, что Майер вылез из котлована и бежит к вездеходу.

Теряя силы, я вытащил из кобуры ракетницу, передернул затвор и прицелился в Майера. Тот был метрах в тридцати от меня, у самого вездехода. Держа ракетницу обеими руками, я нажал на курок, как раз когда Майер открывал дверцу кабины. Он обернулся при звуке выстрела и замер, глядя на несущуюся к нему серебряную птицу.

Ракета ударила в кабину совсем рядом с ним и взорвалась с ослепительной вспышкой. Все заволокло сияющим облаком. Когда воздух очистился, стало видно, что кабина вездехода, капот и передняя панель охвачены пламенем и горят с громким потрескиванием. Из этого костра вдруг вынырнул Майер, закрыв лицо руками. Он добежал до края чаши, споткнулся, упал и покатился вниз, еще метров двадцать, пока не застыл бесформенной грудой дымящегося тряпья.

Я тупо посмотрел на часы. Было без десяти двенадцать; температура достигла 130°. Я заставил себя медленно двинуться к вездеходу, не зная, хватит ли сил. Голова гудела и раскалывалась, будто там бушевал вулкан.

В трех метрах от края чаши я увидал, что лобовое стекло «крайслера» расплавилось и крупными густыми каплями стекает по приборной панели.

Я выронил ракетницу и повернулся к вездеходу спиной. До полудня оставалось пять минут. Небо источало огненный дождь, жаркие струи падали на дно котлована и вновь поднимались восходящим потоком. Ослепительная пелена скрывала мегалиты, но я слепо шел вперед в отчаянной надежде обрести среди них спасение.

Солнце прямо над моей головой чудовищно разбухло, заполнив все небо. Тысячи огненных рек струились по его поверхности. В воздухе стоял адский гул, перекрываемый тяжелыми монотонными ударами, будто все вулканы в каменных джунглях вновь ожили. Словно во сне, я тупо шел вперед, шаркая ногами, закрыв глаза, чтобы хоть как-то отгородиться от этого пылающего горнила. Потом вдруг осознал, что сижу на дне чаши, которая с каким-то визгом вращается вокруг своей оси…

Странные видения возникли в моем воспаленном мозгу.

Целую вечность кружил я невесомо в бурных водоворотах, падал в бездну, боролся с потоками, корчился в распадающейся материи континуума — бесплотный дух, бегущий от космического Сейчас. Затем миллионы ярких точек пронзили тьму надо мной, осветив бесконечные пути пространства и времени, уходящие среди звезд к краям галактики. Размеры моего «я» сжались до метафизической проекции астрального нуля, меня влекло к звездам. Вокруг взрывались и раскалывались островки света. Я миновал Альдебаран, пронесся над Бетельгейзе и Вегой и, наконец, остановился в сотне световых лет от короны Канопуса.

Перемещались эпохи. Время накапливалось и, вздыбившись, сталкивалось гигантскими фронтами изуродованных вселенных. Передо мной неожиданно разверзлись бесконечные миры будущего — десять тысяч лет, сто тысяч лет, неисчислимые эпохи проносились в единый миг, радужная череда звезд и туманностей, пронизанная слепящими траекториями полетов и исследований.