Его широкий рот едва заметно скривился.

— Мисс Эллисон, вы сочтете меня крайне невежливым, если я с вами не соглашусь? Лично я нахожу полную невинность чем-то невыносимо скучным, и рано или поздно ее все равно неизбежно приходится терять, если только человек полностью не отрекается от жизни, уходя в монастырь. Но, смею предположить, даже туда все равно вторгаются те же самые извечные зависть и злоба. И надо стремиться к тому, чтобы заменить невинность на чувство юмора и немного стиля. К счастью, Артур обладал и тем, и другим. — Вандерли чуть приподнял брови. — У Джерома же, напротив, и то и другое отсутствует. И, конечно, у Артура было обаяние, в то время как Джером, этот бедный мужеложец, полный осел. У него нет ни легкости, ни даже основополагающего умения выживать в обществе.

Доминик сверкнул на него глазами, но, судя по всему, не смог найти подходящих слов, чтобы ответить на подобную откровенность.

— О! — Вандерли одарил Шарлотту открытой, искренней улыбкой. — Прошу прощения, мой язык ничем нельзя оправдать. Я только что узнал, что этот жалкий человек навязывал знаки внимания также и моему младшему племяннику и сыну кузена. То, что произошло с Артуром, ужасно само по себе, но я все еще не могу прийти в себя от известия, что Джером приставал к Годфри и Титусу. Так что проявите снисхождение и спишите мою бестактность на чувство потрясения.

— Конечно, поспешно заверила его Шарлотта, не из чувства вежливости, а потому что искренне так считала. — Должно быть, это совершенно порочный человек, и любой человек, обнаружив, что подобный извращенец в течение нескольких лет учил детей, от ужаса начисто забыл бы, как вести светские разговоры. Я поступила бестактно, заговорив об этом. — Ей хотелось верить, что Вандерли не воспримет ее слова буквально и не сменит тему. Не слишком ли осторожно она себя ведет? — Будем надеяться, что расследование завершится в самое ближайшее время и этого мерзавца отправят на виселицу, — добавила Шарлотта, пристально наблюдая за лицом своего собеседника.

Длинные ресницы опустились в движении, выражающем боль и стремление к уединению. Шарлотта пожалела о том, что упомянула про виселицу. Сама она меньше всего желала этого — и Джерому, и кому бы то ни было другому.

— Что я хотела сказать, — торопливо заговорила женщина, — так это то, что судебный процесс будет коротким, и ни у кого не останется сомнений в том, что Джером виновен!

Вандерли посмотрел ей прямо в глаза. Он ответил с откровенностью, показавшейся совершенно не к месту на этой вечеринке, полной притворства и лицемерия.

— Выстрел наповал, мисс Эллисон? Да, я тоже надеюсь на это. Гораздо лучше похоронить все грязные мелочи. Кому нужно обнажать боль? Прикрываясь стремлением к истине, мы суемся в лабиринт проблем, которые нас нисколько не касаются. Артура все равно не воскресишь. Так пусть же этот жалкий наставник будет осужден так, чтобы все его меньшие грехи не выставлялись на обозрение сладострастной публики, упивающейся сознанием собственной правоты.

Внезапно Шарлотте стало стыдно. Она почувствовала себя конченой лицемеркой. Она занималась именно тем, что осуждал Вандерли, с чем она сама молчаливо соглашалась: копалась во всех мыслимых пороках в бесконечном стремлении найти правду. Она действительно считала Джерома невиновным, или же просто давала волю своему любопытству, как другие?

Шарлотта на мгновение зажмурилась. Это все нематериально! Томас в это не верит — по крайней мере, его терзают отчаянные сомнения. Пусть Джером извращенец, но он заслуживает честного разбирательства!

— Если он виновен? — тихо спросила молодая женщина.

— А вы считаете, он невиновен? — Вандерли пристально смотрел на нее, и его взгляд был полон горя. Возможно, он опасался еще одного мучительного и выматывающего испытания для своей семьи.