– Водки хочу, – честно признался Валерий.

– Водки дома выпьешь, – сказал Саныч. – Не возражаю и даже рекомендую, но – дома! А пока – вот, держи…

Не снижая скорости, он запустил руку за спинку сиденья, порылся там, весь перекосившись, и протянул Валерию жестянку – холодную, разве что не запотевшую. Валерий вскрыл ее, выбросил в окно сигарету, которая уже начала жечь пальцы, и сделал основательный глоток. Он был вынужден признать, что Саныч прав: пиво подействовало не хуже валерьянки. По крайней мере, теперь ему не приходилось делать над собой усилие всякий раз, когда он хотел разжать челюсти.

– Послушай меня внимательно, Бондарь, – снова заговорил Саныч, ведя машину с рассеянной ловкостью коренного горожанина и прирожденного автогонщика. – Я по морде твоей вижу, что ты себя поедом ешь: дескать, ушел, бросил товарища в беде, подставил, предал…

Ты это брось, понял? С точки зрения уголовного кодекса ты чист, как новорожденный младенец. Ты даже нашу внутреннюю инструкцию не нарушил, а соблюсти ее, поверь, иногда бывает посложнее, чем уголовный кодекс.

Обеденный перерыв, лавочка закрыта… Вы имели полное право по очереди отлучиться на обед, и никто не виноват, что первым ушел ты. Если бы получилось наоборот, на твоем месте сейчас сидел бы Дракон и тоже корчил из себя кисейную барышню: ах, я подлец, как я мог!

– Я не дитя малое, – сказал Валерий, задетый за живое «кисейной барышней», – сам все понимаю. Все равно погано на душе.

– Хорошего мало, – согласился Саныч. – А только твоей вины тут нет. Ты меня знаешь, Бондарь, я в утешители не гожусь, и, если бы Дракон был на твоей совести, у тебя бы уже ни одной целой кости не осталось.

Но ты ни при чем. Если тут кто и виноват, так это сам Дракон. Ч-ч-черт!!! Не для того я вас днем и ночью, как собак, дрессирую, чтобы вы подыхали, даже не сняв ствол с предохранителя!

Он затянулся микроскопическим окурком, обжег губы, зашипел, выругался и выбросил бычок в окно. Тот ударился о капот шедшего чуть позади «Лексуса», подпрыгнул, отскочив, и рассыпался дождем искр на его лобовом стекле. «Лексус» протестующее засигналил, наддал и, не переставая протяжно ныть клаксоном, поравнялся с «Хаммером» Саныча. Саныч повернул голову к открытому окну и несколько секунд, не отрываясь, смотрел на «Лексус» бесстрастным взглядом сфинкса.

Сигнал оборвался на высокой ноте, «Лексус» притормозил, отстал и вскоре затерялся в потоке уличного движения.

– Ого, – вяло восхитился Валерий и отхлебнул из банки.

– Разъездились, козлы, хозяева жизни… – проворчал Саныч, закрывая окно. – Куда ни плюнь, обязательно попадешь в чернозадого на ворованной тачке! О чем это я говорил? А! О Драконе. Так вот, повторяю, ты ни в чем не виноват, и я за тебя буду биться до последнего.

Однако имей в виду, что ментам нужен не виновник, а козел отпущения. Им дело закрыть надо, а судя по протоколу, который ты им подписал, это не дело, а стопроцентный глухарь. Никто ничего не видел, никто ничего не знает… Поэтому самое интересное у тебя еще впереди.

Колоть они тебя будут всерьез, по-настоящему, потому что больше зацепиться им не за что. Милое дело: заказуха, исполнитель – перекупленный охранник, никто и не удивится… Это я к тому, что, если ты что-то от них скрыл, стой на своем до последнего.