Они не столь умны, сколь изворотливы и предприимчивы. Их подлости нет границ. А потому над ними нужно ставить тех, кто знает все их повадки. И сумеет достойно держать их в руках.

Я переделал троих. И знаешь почему? Их — откажись от них бригада, вернули бы назад отбывать наказание. Возможно, под влияние таких, как Клещ и Муха. А я решил вырвать этих мужиков из рук беды, в каких сам побывал. И они на свободе! Они нормальные люди. И никогда уже больше не будут ничьими «кентами». Не замарают себя кличками. Каждого из них будут знать только по имени! Честному! Человеческому!

Ты знаешь, у меня до сих пор нет семьи. Не везет мне с этим окончательно. В совхозе, где я отбывал поселение, была лишь связь. С одной. Короткая. Она принесла только разочарование. Потом в Ногликах. То же. По болезни. Но тоже— несерьезно. И недолго. А здесь, в геологии — исключено.

Наша девушка моложе всех нас. Закон отряда не позволяет ей отдать кому-то предпочтение. А кроме нее в тайге мы с другими женщинами не встречаемся. Разве с рысями и медведицами! А в городе, когда возвращаемся на короткий отдых, не до баб. Едва в себя успеешь прийти и снова в тайгу. Вот и хожу в старых холостяках. Надо мною мужики мои иногда подтрунивают. Своих тещ мне в жены предлагают. Исходят из своей выгоды, паршивцы. Но я не обижаюсь. Что поделаешь? Это я упустил. Ну да ладно. Не велика беда. Важно, что сам себя в тайге заново приобрел. Будто душу, совесть свою выкупил.

В совхоз я письмо написал. Года четыре назад. Когда почувствовал, что не вернусь туда никогда. Незачем стало иметь запасной вариант. Поблагодарил их всех. Особо, Емельяныча. За сердечность, за чистую память. За беспокойство его. За все доброе, что он сделал для меня. Написал, что не приеду я к ним. Что в другом месте счастье свое нашел. И доволен жизнью. Поблагодарил их за все. Попросил не беспокоиться обо мне. Не вспоминать плохо, если и был я в чем-то виноват перед ними.

Получил ответ вскоре. От Ани Лавровой. Оказалось, что в Соболево тоже жизнь не стояла. Она шла своим чередом. Творя и доброе, и злое. Из прежних работников фермы, где я работал, не стало стари-ка- сторожа. Чудесного сказочника. Он подарил мне на несколько мгновений мое детство. Спасибо ему за это. Чистый, добрый был человек!

Не стало и его жены. Спокойной, работящей женщины. Всегда ровной, приветливой. Побольше бы таких, как она. Жаль, что вот такие не вечны.

Не стало и Емельяныча. Умер он, не дождавшись моего письма совсем немного. В тот день, когда я писал ему письмо, он умирал. Сдало сердце. Жаль этого человека. Жаль, что умер пожив немного. Такие очень нужны, даже необходимы. Жаль, что живя рядом, мы не ценим, а порою и вовсе не замечаем их. Спохватываемся слишком поздно, тогда, когда их уже нет. И остается лишь недоумение и досада на непрошенную смерть. Да горечь утраты. Но этим не вернешь. Обижая даже ненароком, мы забываем, что отнимаем у человека жизнь и медленно убиваем его, сами того не желая. А убив кого-то, потом и себя убиваем, поздними раскаяниями.

К моему удивлению умерла и Торшиха. Доярка была такая. Мой враг. Она утонула в реке. Провалилась под лед. Достать, вернее поймать, не успели. Говорят, что она камнем на дно пошла. Знать, грехи утащили. А их у нее хватало. Я-то ей простил. А другие — не знаю.

Остальные все живы, здоровы. Все девушки замуж вышли. Детей имеют. Иногда и меня вспоминают. Пишут, что вспоминают всегда по- доброму. Мне тоже плохого о них не помнится. Я желаю им счастья!

Хорошо, что в памяти моей они остались прежними. Молодыми, веселыми. Но я не жалею, что не вернулся к ним. Каждый ищет в жизни свой клад. И я нашел — свою судьбу, свое счастье. В тайге дремучей, непроходимой, на узких звериных тропах научился я многому. Научился выживать там, где не выдержали бы те, кто и за человека меня не считали.

Знаешь, Аркадий, однажды я возвращался с базы на профиль.