Снова звон приборов, снова пустые фразы.

— Почему нет музыки? — спрашивает Дейзи.

— Потому что дирекция уважает клиентуру, — отвечает Эрих.

— Венский вальс пищеварению не помешал бы, — возражает девушка.

— Да, правда. Я заметил, что желудок лучше работает под музыку, — добродушно подтверждает Томас.

— Когда мы слышим венский вальс, нам чудится запах венского шницеля, — бурчит Эрих, который немного не в настроении.

С тех пор как нас представили друг другу, Томас не сказал мне ни слова, но я чувствую, как он тайком изучает меня. Делаю вид, что не замечаю этого, словно он совсем не интересует меня. Сандра более интересный объект для наблюдений, однако и тут надо сдерживаться — по всему видно, что она подруга Томаса. Они пришли вместе: дама, чтоб не казаться выше своего кавалера, надела позолоченные босоножки без каблуков. Томас был в черных туфлях с шестисантиметровыми каблуками.

Есть немало людей, для которых низкий рост ничуть не является источником неприятных переживаний. Есть и такие, что воспринимают это болезненно, но успокаивают себя тем, что многие знаменитости также были невысокого роста. А Томас, наверное, принадлежит к людям третьей категории. К тем, которые считают себя обиженными судьбой.

Я лениво раздумываю об этом, машинально пережевываю очередной кусок мяса и стараюсь не смотреть на мужчину напротив.

За чашкой кофе принято переходить к деловым разговорам. Поэтому, когда кельнер в белом жилете церемониально расставляет миниатюрные чашечки и уходит, я надеюсь услышать что-то по образцу: «Итак, господа, чем могу быть вам полезен?» или «Насколько я понял, мистер Каре интересуется нашими изделиями?»

Однако все пьют кофе в мертвой тишине, словно понимают, что повод для ужина отпал. Наступает время рассчитываться. Плачу я — не от чрезмерной щедрости, а потому что перехватываю многозначительный взгляд Мод. Никто не возражает.

— Рыбка не клюнула, — замечаю я, когда Мод ведет свой «мерседес» к Кельну.

— У меня такое впечатление, словно это вас утешает, — сухо отвечает женщина.

— Сеймур еще что-нибудь придумает, — безразлично бросаю я.

Не могу же я ей объяснить, что мой собственный план не имеет ничего общего с их планами и что независимо от того, клюнет рыбка или нет, двадцать девятое число уже не за горами.

Минуем Бонн и выезжаем на автостраду. Мод немного увеличивает скорость, сосредоточенно вглядываясь в асфальтовую ленту, освещенную фарами. Я невнимательно смотрю, как проносятся мимо нас темные силуэты деревьев. Тишина и плохое настроение. Все-таки у моей дамы есть одна очень хорошая черта: она молча смиряет свое раздражение, вместо того чтоб сорвать его на мне. Только когда мы уже заходим в гостиницу и садимся в лифт, Мод говорит:

— Сочувствую вам, Альбер, но, кажется, ваша миссия затягивается.

— Я тоже сочувствую вам, дорогая. Вы слишком близко к сердцу принимаете неудачи вашего шефа.

— И ваши…

— При чем тут я?

— Не знаю. Но Томас явно назначил эту встречу для того, чтоб посмотреть на вас. А когда он вас увидел, вы, кажется, не понравились ему.

Мы выходим из лифта и желаем друг другу доброй ночи.

В своем номере я кладу сумочку, где ношу теперь свой австрийский паспорт, на ночной столик, потом вешаю пиджак на спинку стула и ложусь. Надо все обдумать.

Партнеров в торговле выбирают не по тому, симпатична ли у них физиономия или нет. Если я не понравился Томасу, причина может быть одна: он узнал меня. Однако как он может узнать человека, никогда не видав его? Быть может, так же, как я узнал его, — по фотографиям.