Евдокия Тихоновна отмахнулась от пчелы, прилетевшей к меду, и закрыла туесок деревянной крышкой.

– А знаешь, добрый молодец, пожалуй, я твоему горю пособлю.

Родик кисло поморщился, давая понять, что это не тема для шуток. Тут телеселектор предупреждающе пощелкал, и Евдокия Тихоновна заторопилась.

– Время выходит, – сказала она, – сейчас мою программу прикроют. Ты вот что, Родька… я завтра к вам прилечу.

Родик не успел ответить, как изображение исчезло – автомат-ретранслятор переключился на другого абонента.

Гелий Биотопович расстроенно несколько раз прошел по кабинету. Ковер из светло-коричневого дванафтнлтриплона мягко глушил шаги и упруго поддавал вверх под пенолитовую подошву ботинка.

За окном прошелестел городской аэробус, его полосатая туша на миг закрыла окно из поляризованного стекла.

– Подумать только, какие автоматы осваивали. А тут БТР… чепуха какая-то. Двадцать вторая модель псу под хвост…

Гелий Биотопович любил старинные выражения.

Он прошел в угол к автобару. Полочка тут же опустилась, и приятный женский голос участливо спросил:

– Что будем пить?

Гелий Биотопович поморщился – фамильярность ему не нравилась всегда, а тут еще автомат, и так разговаривает…

И все эти мальчишки-конструкторы уговорили – новая форма обращения!

– Апельсиновый! – буркнул Гелий Биотопович.

На полочку выдвинулся стаканчик. Гелий Биотопович выпил и бросил стаканчик в утилизатор.

В эго время дверь приоткрылась, в кабинет вошла Эврика. Гелий Биотопович вопросительно поднял брови. Эврика показала пальчиком:

– К вам…

Евдокия Тихоновна была женщина видная. Одетая в просторный КСТ (костюм специальный таежный) и такие же СПБ (сапоги полуболотные), она выглядела весьма внушительно. Гелий Биотопович не сразу разглядел Родика за ее спиной.

Родик представил свою родственницу.

Гелий Биотопович показал на кресло.

В руках Евдокии Тихоновны была сумка – весьма занятная сумка, Гелий Биотопович невольно обратил на нее внимание – никогда он не встречал такой оригинальной пластмассы (сумка была из бересты).

Евдокия Тихоновна вынула из сумки что-то тяжелое и с маху поставила на стол.

– Вот, – сказала она.

– Что это?

– Утюг.

– БТР, – подсказал Родик.

– Ах, вот как…

Гелии Биотопович пригляделся. Все очень просто – литая ладьеобразная плитка – похоже, чугунная, сверху ручка полукольцом, нехитрый узор из крестиков по периметру. И все.

– Старинная вещь? – спросил вежливо Гелий Биотопович.

– Куда стариннее, – сказала Евдокия Тихоновна. – Еще моя бабушка им гладила.

– Что гладила?

– Как что? Сарафаны гладила. Гелий Биотопович сразу оживился.

– Сарафаны, говорите? Любопытно, весьма… И он… утюг этот, все еще работает?

– Еще как!

– Показать можете?

– А чего ж… Нагреть только.

Евдокия Тихоновна завернула рукава. Из лаборатории приволокли изотоповый нагреватель. Из ателье прибежал модельер с сатиновым сарафаном. Сарафан намочили, высушили высокой частотой.

– Тряпочку бы! – сказала Евдокия Тихоновна.

– Чего? – спросил Гелий Биотопович.

– Ну, ветошку какую-либо. Утюг за ручку прихватить.

– Ах, вой что…

Из термоцеха принесли кусок асбопленки. Евдокия Тихоновна подняла утюг… Через несколько минут в кабинете Гелия Биотоповича пахло свежевыглаженной тканью.