Изменить размер шрифта - +
Отдыхающие покорно останавливались, потому как администратор просто так не остановит, значит, что-то важное. Федор еще пару минут имитировал телефонный разговор и затем с важным видом утыкался в какую-то писульку – лежавший на столе листок.

– Вы из седьмого номера?

– Да, – снова пугались отдыхающие.

– Тогда вам смена не положена. Через два дня.

Он дожидался следующих отдыхающих и снова хватался за телефон. Тут уже было поинтереснее, но начало разговора оставалось неизменным.

– Вы из десятого?

– Да.

– Вам сегодня положена смена, – объявлял наконец Федор.

– Смена чего?

– Как чего? Белья! Ждите, сейчас я вызову уборщицу, вы с ней все обговорите.

– А что тут обговаривать? – удивлялись отдыхающие.

– Ждите. Потом чтобы без претензий!

Настю Федор никогда не звал. Она бы не пришла, да еще бы и обматерила так, чтобы все слышали. Настя Федора ни во что ни ставила, ни в грош. За мужика вообще не держала. Федор злился, но Настю побаивался. У них была своя, давнишняя история.

Когда Настя только появилась, а она появилась в пансионате позже, чем все остальные, Федор ее прижал. Настя, впрочем, была не против. Но Федор ничего не смог по мужской части. Настя не то чтобы удивилась, и не на такое напарывалась. Но Федя решил, что в его бессилии виновата новая горничная, и начал ей мстить. Он ходил к Ильичу и передавал жалобы на Настю от отдыхающих. Требовал ее уволить. Но Ильич, которому Настя нравилась за легкость и добрый, отходчивый нрав, за бесхитростность и язык без костей – она сначала говорила, потом думала, – увольнять ее не собирался. Настя же про хождения Федора не знала и даже не подозревала. Федя же с горя напился и опять начал приставать. Настя опять была не против, но опять не сложилось. И Федор в ярости двинул Насте кулаком в скулу. Ее ударом по морде было не удивить, но она привыкла получать от мужиков настоящих – за дело, за то, что с другим гуляла, а не от импотентов всяких. Пока Настя в шоке потирала скулу, Федор возбудился и начал к ней лезть. Настя от такой наглости обалдела и шваркнула Федю по голове настольной лампой.

На следующий день она, замазывая синяк тоналкой, всем немедленно сообщила, что Федор-то импотент да еще извращенец – руки распускает, по мордасам бьет и только после этого у него встает. Насте все немедленно поверили – ей какой смысл врать? И Федю прозвали Федор Полшестого.

Один сезон сменялся другим, но отдыхающие отчего-то сразу узнавали Федину кличку, а дамочки брезгливо морщились и совершенно его не стеснялись.

Сначала Федор бесился, ерепенился, но постепенно смирился. Настю он демонстративно не замечал.

Поэтому, когда дежурил, звал Светку.

Светка приходила:

– Чё звал?

– Не звал, а вызывал, – отвечал Федор, – обговори с отдыхающими уборку.

– Чё обговаривать? – огрызалась Светка.

Федор злился. Вот ведь дура, даже подыграть не может. Надо бы этой козе рога обломать. Ходит тут, задом вихляет. Перед каждым молодым мужиком крутится. Да была б его воля, он бы ей… он бы ее быстро… к ногтю… через колено… чтобы даже не пикнула… Волосья опять выкрасила. Шалава малолетняя. Вся в мать.

Конечно, свои мысли Федор держал при себе. А если бы попытался рот открыть и хоть слово сказать из того, что думал, то у Галины Васильевны не задержится – махнет и припечатает. Рука у нее тяжелая. Еще и Настя поможет. Да и Ильич будет на Галиной стороне, как всегда. Нет, Ильич никуда не годится. Какой из него начальник? Вот Федор бы тут порядок навел. Тут бы все по струнке ходили. И никакой Европы. Он бы вернул сюда порядок, как раньше.

Быстрый переход