Но вот что я вам скажу, Дэйв. Никто не вправе запретить вам самому предпринять какие-то розыски. Вы мне как-то говорили, что у вас есть в Лондоне друг, адвокат. Никто лучше, чем он, не поможет вам в этом разобраться…
Прости меня, Том, но до этой минуты я ни разу о тебе не подумал. Керк Браун подсказал мне самый разумный путь. Правда, я сделал последнюю попытку его переубедить:
– Не думаете ли вы, что расследование, если оно будет предпринято вами, лицом официальным, пойдет куда успешнее и быстрее, чем все мои самодеятельные демарши? Авторитет американской полиции…
– В таких делах оказаться на месте происшествия важнее всякого авторитета. Телеграфируйте вашему другу, старина. Разумеется, если вам понадобится моя поддержка…
Я поблагодарил Керка Брауна – но только из чистой вежливости. Я был страшно зол на него. Правда, впоследствии я вынужден был признать, что неторопливая рассудительность Керка и совет, который он мне дал, оказались гораздо более полезными, чем та суетливая деятельность, которую мог развернуть на его месте другой полицейский. Но так или иначе, а мне не оставалось ничего другого, как последовать его советам. Однако я был совершенно выбит из колеи и никак не мог придумать текст телеграммы, которую хотел тебе послать. Промучившись не меньше получаса, но так и не выжав из себя ни слова, я решил, что проще будет позвонить, но телефонистка сказала, что из-за разницы во времени вряд ли меня соединят с Лондоном раньше завтрашнего утра, а в моем истерическом состоянии и пятиминутное бездействие было невыносимо.
И тогда я вспомнил про Сэма Гендерсона: ведь он просил меня позвонить и сообщить о здоровье моей тещи. Я уже говорил тебе, что у Сэма особый дар действовать на меня успокаивающе; он как никто умеет меня встряхнуть, мягко вывести из состояния подавленности, в котором я пребывал довольно часто, особенно до моей женитьбы. Я заказал Чикаго и через минуту услышал в трубке голос Сэма Гендерсона.
Я снова изложил по порядку всю историю, рассказал, конечно, и о посещении Керка Брауна. Сэм задал мне несколько вопросов, потом сказал:
– Ждать больше нельзя, Дэйв, вы должны туда ехать.
– Куда? – тупо спросил я.
– В Лондон. Если Пат в самом деле исчезла – а я считаю, что у вас есть все основания для беспокойства, – только вы один сможете сделать все необходимое, чтобы ее разыскать. Ваш друг Брэдли будет вам, конечно, очень полезен, но розыск может оказаться длительным и трудным, и лишь у вас хватит на это терпения и упорства.
Сэм был тысячу раз прав. Однако из какого-то постыдного малодушия (ты ведь прекрасно знаешь, в глубине души я малодушен) я все еще колебался.
– Но, Сэм… не могу же я вот так взять и уехать. А банк?
– Имеете же вы право в чрезвычайных обстоятельствах взять отпуск на несколько дней. Если бы вы сломали ногу или заболели скарлатиной, банк сумел бы найти выход из положения. А в вашем теперешнем состоянии какой из вас работник… – И добавил с сердечностью: – Если центральное правление станет выражать недовольство, я вас прикрою. Вы ведь знаете, Дэйв, что всегда можете рассчитывать на меня.
Если бы Сэм оказался передо мной в эту минуту собственной персоной, я бы бросился к нему на шею; я был так растроган, что с трудом пролепетал несколько слов благодарности.
Сутки, последовавшие за этим разговором, были настолько заполнены хлопотами, что я почти забыл о своем горе. Мне пришлось продиктовать с полсотни писем, потом я вводил Майка Флетчера, своего заместителя, в курс самых различных дел, потом несколько раз звонил в агентство, дабы лишний раз удостовериться, что для меня оставлено место в самолете на завтрашний рейс, потом телеграфировал тебе, что в пятницу вечером буду в Лондоне, и телеграфировал в «Камберленд», чтобы мне приготовили комнату, потом собирал вещи в дорогу…
Майк Флетчер любезно предложил проводить меня до Чикаго, чему я был очень рад, ибо, если я отправился бы туда самолетом или поездом, мне пришлось бы выезжать из Милуоки значительно раньше, а ехать на машине одному и три часа сидеть за рулем мне совершенно не улыбалось. |