— В ней чувствуется вера, — сказала я, — или что-то. В ней…

— Пора поверить, — сказал он. — Ты так не считаешь? А пора бы знать.

— Да, — сказала я, — когда-то верила. Когда мы гуляли по песку и собирали ракушки.

— Кто? — сказал он. — Ты с Сандерсом в купальной кабине? В Ри?

— Нет, — сказала я. — Зайка и я.

— Ты и твой чертов папаша, — сказал он.

— Да, — сказала я, все это время ни о чем не думая. А потом сказала вот это: — Я бы хотела, чтобы ты взял часы. Даже если ты купил их. Там внутри — ты знаешь? — Я взяла его за рукав и притянула к себе, почувствовав запах пота и краски, благословенной плоти. — Смотри сюда, — сказала я и указала на дырочку в будильнике. — Смотри, знаешь? — Знаешь что? Мы можем залезть туда, внутрь, и весело поплавать. — Тут я рассмеялась, очень громко, не знаю почему. — Мы с Гарри среди пружинок и камешков. Там будет так безопасно, будем плавать вокруг и вокруг на главной пружине. Мужчина сказал, что там внутри есть и драгоценные камни, пятнадцать штук. Ну не чудесно ли будет, Гарри?..

Но я почувствовала на своем локте его руку, которая крепко держала меня; он сказал:

— Пейтон, не говори больше. Что с тобой, лапочка? Послушай, что-то с тобой совсем нехорошо. Ты вся трясешься.

— Да, — сказала я, — часы…

Только…

— Садись, — сказал он. — Сядь тут и подожди минутку. — И он толкнул меня на стул. — У Маршалла тут где-то есть фенобарбитал. Подожди минутку… — Он двинулся было от меня, но я взяла его за руку.

— Нет, — сказала я, — все в порядке, дорогой, я буду в порядке. Я просто испугалась.

— Чего? — спросил он.

— Я не знаю, — сказала я.

— Ты принимала наркотики? — спросил он.

— Нет, — сказала я, — этот порок я не освоила.

— Ну так отдохни минутку, — сказал он. Потом произнес: — Ужас, ужас, ужас! — Его голос за моей спиной звучал громко, взволнованно, как и звук его встревоженных каблуков по скрипящему полу; я сидела, дрожа, и теперь возник спазм, и внутри нарастала боль, раздиравшая все органы — почки и желудок, и все вообще, и я вдруг согнулась пополам, видя, как темнеет свет, становится багровым над накрытой зонтом водонапорной башней, как отчаянно залетали, кружа, голуби, а вдали вроде раздался гром или это был грохот орудий? — Ужасно, — сказал он.

— Что? — спросила я. Боль отступила, ушла.

— То, что произошло с нами, — сказал он. — Вот что ужасно. Вот что.

— Я должна повидать Страссмена, — сказала я.

— Я думаю, да, — сказал он. — Почему ты не позволишь Ленни снова отвезти тебя туда? В понедельник.

— Это будет слишком поздно.

— Что? — сказал он. Он сел и взял мою руку.