— Нет! Я же твоя сестра, ради всего святого! — затем она вышла из комнаты и с силой хлопнула дверью.

Во-первых, ослепительное зрелище, затем, во-вторых, последствия — заставили меня в ужасе стоять у окна. И все же, когда мой взгляд вернулся к несчастному Полу, я услышала стон своей души.…

Он сидел в отчаянии, повернувшись ко мне спиной, его плечи шевелились, когда он всхлипывал. Мне не нужно было видеть, чтобы знать, что он пытается мастурбировать культями.

Какая трагедия, — подумал я.

Я отступил от окна. Данная ситуация хоть и задела мои чувства, но всё же я не вынес суждений, какая, должно быть, тяжелая жизнь у бедной девочки — беременная, вынужденная работать на двух работах, чтобы содержать брата-инвалида, и, скорее всего, безработного отчима. В то время, как её бедный брат сам имеет только… этот единственный доступный способ удовлетворения. Мрачная реальность послужила мне тем, что помогло мне самоосознать в каком ужасном мире мы живём. Я был снисходительным, грязным богачом, никогда в жизни и дня не работавшим, в то время как эти бедные люди ели-ели сводили концы с концами.

Я решил, что перед тем, как покину этот город, то непременно сделаю что-нибудь очень щедрое для этой бедной семьи…

Выход из переулка вывел меня на перекрёсток, там я повернул на запад и пошёл по указателю. С одной стороны улицы выстроились чистые квартальные здания, с другой — густые деревья. Я оставил позади своё тихое отчаяние позади, чтобы вернуться к своей цели.

Я ДОЛЖЕН был найти этого Сайрус Зейлена…

Солнечный свет пробивался сквозь высокие ветви, а с востока до моих ушей доносился шелест лёгкого прибоя. Я задавался вопросом, ходил ли Лавкрафт когда-либо по этой конкретной улице, и очень надеялся, что ходил. Я знал, что вижу то же, что видел он, пока его разум работал над фрагментами «Тени над Инсмутом».

Хруст слева заставил меня остановиться. Я повернулся и всмотрелся в гущу деревьев, но никого не увидел там, откуда, как я был уверен, должен был раздаться звук. Звук, который я услышал безошибочно мог принадлежать только шагам, хрустящим на засушенных обломках леса.

Через несколько шагов хруст раздался снова.

— Эй, здравствуйте! — поздоровался я, когда увидел фигуру, бредущую между деревьями. Это был мужчина, одетый в чёрный, длинный плащ. — Мистер Зейлен! Пожалуйста! Мне крайне необходимо поговорить с вами!

Фигура исчезла так же быстро, словно была частью леса. Теперь я мог только гадать, во что превратился Мистер Зейлен из-за тяжёлой зависимости от опиатов и обнищания. Последние стадии таких несчастных зависимых, как правило, превращали их в полных безумцев. Если бы это было так с Зейленом, то мой поход к нему мог бы оказаться абсолютно бессмысленным.

Ещё десять минут прогулки привели меня к новой пожарной станции, где несколько человек дружелюбно болтали, пока мыли и полировали большой новый грузовик. Не пройдя оттуда и полквартала, я нашёл то, что могло быть только богадельней.

Одноэтажное старое здание выглядело подавленным внутренними невзгодами, как будто его бездушие было столь же характерной чертой, как и облупившаяся краска на его стенах, и разбитые оконные стёкла. От дома исходил запах мочи и гниющей пиши. Когда я зашёл во внутрь, перед одной из тёмных комнат сидел пожилой человек со стеклянными глазами; я подумал, что, наверное, он умер, пока он не вздрогнул и не начал моргать. Толстая слепая женщина с тростью сидела так же удрученно в соседней комнате. Она подняла белесые глаза, когда, без сомнения, услышала, что я прохожу мимо, она встала с ящика для молока, который использовала вместо стула, на ощупь нашла дверь и вошла в неё, захлопнув за собой.

Конец коридора показался мне темнее, чем всё остальное здание, хотя солнечный свет равномерно светил из всех открытых дверей.