Сторож поднес бумажку к глазам.

– Новенький, что ли?

– Приезжий я. Оголодал шибко.

– Полчаса даю – ни минутой больше. Задержишься, пеняй на себя.

– Ладно, чего там…

По двору рассредоточились несколько смутных человекоподобных теней: некоторые орудовали в ящиках железными крюками, другие вроде бы бесцельно бродили от стены к забору. Мышкин быстро сориентировался. Одно из окон, как и доложил посланный днями лазутчик, утыкалось в стену кирпичной сараюшки и выпадало из поля зрения, если наблюдать со двора. Окно вело в складское помещение, заставленное мешками с крупами. Как и другие окна, оно снабжено сигнализацией, но в рабочее время сигнализация отключалась. Рама, обработанная тем же посланцем, висела на двух гвоздях – одна видимость. Чтобы снять ее, спрыгнуть вниз на бетонный пол и приладить раму обратно, Мышкину понадобилось минуты три.

Он посветил в темноте ручным фонариком – мешки, мешки, мешки и дверь, обитая железом, с простым английским замком. Подойдя, осторожно потянул за ручку – открыто.

По коридору шел смело, не таясь, как у себя дома, и никого не встретил. Через два коридора – грузовой лифт.

Нажал кнопку вызова – огромная кабина со скрипом распахнулась.

В лифте скинул с себя солдатскую шинель, стащил калоши с сияющих мокасин – и остался в добротном темно-синем костюме и белой рубашке, с кокетливой бабочкой на шее. Черные очки поменял на теневые с золоченой оправой. Теперь он ничем не отличался от обычных завсегдатаев клуба, пришедших скоротать вечерок в покое и неге.

Пошатался туда-сюда, огляделся. Вокруг мелькали знакомые чернобровые лица, но попадались и соотечественники, явно не федулинского замеса: импозантные, богато одетые мужчины средних лет, являющие собой замечательный тип преуспевающего новорусского бизнесмена.

Их легко отличить по заносчивой, самоуверенной повадке и по скучающему, как бы немного отстраненному от мирской суеты выражению лица. Федулинский затурканный бывший оборонщик, разумеется, им в подметки не годился. Присутствие здесь таких людей, безусловно, свидетельствовало о растущей популярности заведения.

Женщины встречались реже, если не считать полуголых возбужденных девиц, вспыхивающих то там, то тут, как рекламные клипы. В обслуге клуба преобладали стройные, как на подбор, мускулистые, пухлозадые юноши, чья профессия не вызывала сомнений у мало-мальски посвященного человека.

В одном из просторных, с высокими креслами и покерными столиками холлов Мышкин ненадолго задержался возле группы мужчин, мечущих банчок. Подивился ставкам: перед каждым игроком лежали груды зеленых стодолларовых фишек. На Харитона Даниловича никто не обратил внимания, выходит, безошибочно вписался в здешнюю среду обитания.

Вскоре добрался до ресторана и, помаячив в дверях, цепко оглядел полупустой зал. Хозяин города, грузный, черногривый, носатый Алихман-бек, как раз о чем-то беседовал с красивой брюнеткой. С ним Гарик Махмудов и Леха Жбан, приближенные лица, обоих Мышкин знал хорошо.

– Желаете поужинать? – подскочил к Мышкину метрдотель, шустрый господинчик в ослепительно белых кудряшках, похожий на лугового барашка.

– Попозже, милейший, попозже, – солидно кашлянул Мышкин. Он видел, как от стола хозяина на него вызверился Леха Жбан, но сделал вид, что не признал.

– Как будет угодно, – любезно продолжал барашек. – Супец нынче отменный, утренней доставки…

Не дослушав, Мышкин пошел прочь.

Возле туалета с дверями под мрамор и с кисейными шторками дежурил рослый детина, из-под распахнутого ворота выглядывала спецназовская тельняшка. Встретились взглядами, спецназовец улыбнулся, блеснув зубами.

– Можно, дяденька, заходи, не робей.

– Бывает, что нельзя? – спросил Мышкин.