– Промахнешься, пес тебя разорвет. Лучше выйди на свет, поговорим.
Женская фигура отделилась от рябиновых кустов. В вытянутых руках действительно пистолет. И стоит уверенно, упорно. Гирей нервничал, поскуливал, в недоумении оглядывался на Егорку.
– Отпусти их, – повторила Ирина. – Разойдемся миром. Не хочу твоей смерти, мальчик.
Как все красивые женщины, она была слишком высокого мнения о себе. И вдобавок бесстрашная. Или чумная.
– И я не хочу твоей, – искренне сказал Егорка. – У тебя никаких шансов. У меня ведь целых две пушки. Даже если случайно попадешь, я перестреляю вас всех, неужели непонятно?
Длинная перекличка звучала дико в ночном лесу.
– Как с вами быть, решит Жакин, не я, – добавил Егорка успокаивающе. – Может, он вас всех отпустит с подарками.
– Питон не отпустит, – сказал кто-то из пленников, – Питон задавит.
– Или мы его, – подтвердил второй, будто поклялся. – По-другому не выйдет. – И вдруг истошно взревел на весь лес:
– Стреляй в него, Ирка! Чего ждешь, гадюка?!
Женщина стрельнула. И промазала, как и предупреждал Егорка. Пулька-смертушка только чиркнула у него по волосам. В ту же секунду пес прыгнул и повалил снайпершу наземь.
– Назад, Гирей! – громче бандита завопил Егорка. – Отрыщь! Назад!
Сам с места не сдвинулся, наставил пушки на братанов, суетливо к нему потянувшихся.
– Не спешите, ребята. Продырявлю насквозь.
Замерли, послушались. Дышали тяжело, с хрипом. Да еще тонкий нечеловеческого тембра скулеж тянулся по траве, как весенний ручеек. Гирей стоял над женщиной, расставив лапы, глухо рыча. Хоть живая, подумал Егорка, и то славно.
Кое-как дотянул всю троицу до сторожки. Ирина горько всхлипывала, баюкая растерзанную правую руку.
Грозила Егорке смертными карами. Он ее утешал:
– Хуже могло быть, девушка. Гирей баловства не понимает.
Жакин встретил их хмуро. Вместо того чтобы похвалить Егорку, попенял:
– Токо за смертью тебя посылать, я уж волноваться начал.
Женщину оставил на дворе, под присмотром Гирея, мужиков провел в горницу, учинил им допрос. Егорка присутствовал, стоял под притолокой с пистолетом наготове. Мирно горели свечи в двух углах и керосиновая лампа на столе. Жакин уселся так, чтобы видеть обоих гостей, сам остался в тени, как следователь.
– Клички, имена, зачем явились? Говори быстро, ты! – ткнул пальцем в верзилу, которого Егорка первого взял в лесу.
– Грибы собирали, – дерзко отозвался тот. – Кличек никаких нету. Обознался, батя. С кем-то нас спутал.
Он хоть и храбрился, но долгого могильного взгляда старика не выдержал, заворочался, как от прожектора, свесил голову на грудь.
– Хорошо, – кивнул Жакин. – С тобой ясно. А ты что скажешь, грибничок?
Коренастый и белоликий мужик засопел носом, как трубой, но промолчал, видно, любые слова считал излишними.
– Ладно, – прогудел Жакин. – Тогда сам скажу, а вы послушайте. Меня вы хорошо знаете, коли пожаловали, и я вам даю минуту на молчанку. Фактически приговор уже подписан. В тайге места много, схороню как-нибудь незаметно.
Первый верзила едко заметил.
– А запоем, отпустишь? Так понимать?
– Искреннее раскаяние смягчает вину. Старый я уже, лишний грех на душу не возьму.
– Врешь, Питон! Никогда ты греха не боялся.
– Одна минута, – повторил Жакин. – Ни секундой больше.
Ждать целую минуту не пришлось. Верзила, глянув виновато на подельщика, принял решение, заговорил покладисто, как на уроке. Кличка – "Микрон", курьер он, порученец. |