– Что значит зарегистрироваться? Куда ты собралась звонить?

– В префектуру, куда же еще?

– Зачем?

Поглядела на него удивленно:

– Иначе нельзя… Накажут. Да и какая разница? Вас же все равно на станции сфотографировали.

Спиридонов задумался, машинально закурив. Несуразности накапливались, и ему это не нравилось. Мелькнула догадка, что на суверенном федулинском пространстве некая сила организовала свободную зону, со своей системой управления и контроля, но как это возможно осуществить под самым носом у бдительной столицы?

Люся замерла на стуле в позе смиренного ожидания.

– Говоришь, родители на прививку ушли? – спросил Спиридонов. – Что за прививка?

– Еженедельная профилактика. – Девушка смотрела на него со все возрастающим недоумением. – Сегодня четверг, верно? Прививают возрастную группу от сорока до пятидесяти.

– Делают уколы?

– Иногда уколы, иногда собеседования с врачом.

Извините, Геннадий Викторович, вы словно с луны свалились.

– И где это происходит? В больнице?

– Зачем в больнице? В пунктах оздоровления.

– Ты тоже туда ходишь?

– Позавчера была. – Девушка с гордостью продемонстрировала ему руку, испещренную синими точками, как бывает у наркоманов.

Спиридонов почувствовал желание выпить.

– У тебя водка есть?

Люся мотнулась на кухню и через минуту вернулась с початой бутылкой и двумя чашками. Глазенки возбужденно блестели.

Выпив вместе с девушкой, Спиридонов продолжил расспросы.

– Родители у тебя работают?

– Раньше работали, пока завод не закрыли.

– На что же вы живете?

– Как на что? Талоны же нам дают. А водки вообще сколько хочешь. Мы хорошо живем. Раньше плохо жили, когда Масюта правил, коммуняка проклятый. Чуть голодом всех не уморил. Правильно сделали, что его укокошили.

– А теперь кто у вас голова?

Нежное Люсино личико осветилось вдохновенной улыбкой.

– Как кто? Монастырский Герасим Андреевич, благодетель наш. Спаси его Христос. Уж он-то в два счета навел порядок… Может, мне все же раздеться? Предки скоро явятся.

У Спиридонова в башке клинило, как при высоком давлении. Пришлось еще принять чарку. Люся от него не отставала.

– Скажи, дитя, ты со мной не шутишь? Не вешаешь дяденьке лапшу на уши?

– В каком смысле?

Чистый, ясный взгляд без всякого намека на интеллект. У кошки бывают такие глаза, особенно перед грозой.

– Регистрироваться я должен где?

– Как где? В центральном бюро эмигрантов. Там вам сразу сделают прививку.

– В Москву я могу от тебя позвонить?

– Конечно, можете, – хитрая, всезнающая гримаска. – Только вас не соединят.

– Почему?

– Как почему? В Москву звонят по спец-допуску, откуда он у меня.

– Значит, получается, звонить нельзя, а поехать на телепередачу можно? Что-то тут не вяжется.

– Можно поехать куда угодно, – терпеливо растолковала Люся. – У нас свободный город. Как вы не понимаете, Геннадий Викторович? У нас никто ничего не запрещает, потому что права человека превыше всего, – в ее голосе неожиданно зазвучали стальные нотки, хотя взгляд по-прежнему безмятежно лучился. – Вам любой ребенок объяснит. Езжай куда хочешь, звони хоть в Нью-Йорк, но, конечно, после особой прививки. Это для нашей же пользы, чтобы не заболеть. Некоторые боятся ее делать, а я рискнула. Теперь не жалею ни чуточки. Знаете, что мне подарили на передаче?

– Что?

Заговорщицки улыбаясь, достала из шкафа пластиковую коробочку, украшенную живописными сценками из мультиков о Микки-Маусе.