В комнату вошел Курт, адъютант Мольке, и доложил: Габор Деак вернулся. Таубе тут же вышел в смежную комнату. Шимонфи стало не по себе. Сейчас, у него на глазах, арестуют его друга, и он даже будет помогать Мольке при этом.

Вошел улыбающийся Деак, строго, по-уставному доложил. Увидев, что и майор заулыбался, он подошел поближе.

— Приветствую вас, господин прапорщик, — сказал Мольке. — Прошу садиться. Да перестаньте вы тянуться в струнку, мы же не в казарме!

Деаку сразу показалась подозрительной такая мягкость Мольке, и он понял, что сам пришел на свой собственный суд, в пещеру льва. Лишь бы сохранить спокойствие. Нужно вести себя непринужденно, раскованно, уверенно. Знать бы только, почему это Шимонфи такой мрачный, что даже не ответил на его приветствие? Он терпеливо слушал болтовню майора, про себя твердо решив, что живым не сдастся.

А Мольке продолжал беззаботно болтать.

— Я-то рассчитывал встретиться с вами завтра, за банкетным столом. Но раз уж так все получилось, тоже сойдет.

— Лучше раньше, чем позже, господин майор, — сказал Деак и перевел взгляд с бутылки коньяка на майора. — Кто знает, может, до завтра ни один из нас не доживет.

— Вы пессимист, господин прапорщик, — заметил Мольке, наполняя рюмки.

— Нет, я не пессимист. Но и не забываю, что идет война. Коньяк французский? — спросил он, кивнув на бутылку на столе.

— Вывез из Парижа. Прошу, господин капитан. — Он сделал знак капитану Шимонфи, показывая на коньяк. Деак поднял рюмку, стараясь, чтобы не дрожала рука.

— Париж… Боже мой! — Он посмотрел на Мольке. — Если бы вы знали, господин майор, как я завидовал вам, когда вы вступили в этот изумительный город. И еще больше жалел, что временно вам пришлось его покинуть. Конечно, прекрасные воспоминания сглаживают боль в душе человека… За победу, господин майор…

Они выпили. Мольке смутило непробиваемое спокойствие Деака. Только ничем не запятнанный человек может вести себя так невозмутимо перед своим начальством. Меж тем Деаку было совсем нелегко разыгрывать это спокойствие сейчас, когда он знал о предательстве Аниты.

— Как поживает ваша милая невеста? — спросил майор. Деак отмахнулся.

— Поссорились, — отвечал он с горечью в голосе.

— Из-за чего? — с надеждой спросил Шимонфи.

— Какой-то подонок опутал Аниту, — сказал прапорщик и устремил взгляд в бесконечность. Взяв рюмку, он выпил. — А теперь она начала уговаривать меня, чтобы я помог двум скрывающимся жидам. Документы им, видишь ли, достань! Ну, я отказался, так она обиделась.

Лицо Шимонфи прояснилось. Он готов был броситься обнимать своего друга.

— Как, неужели Анита собиралась помогать скрывающимся евреям? — спросил он.

— Странное хобби у вашей невесты, — заметил Мольке, про себя недоумевая, откуда такая откровенность.

Деак несколько мгновений помедлил с ответом. Ведь ему было приказано разоблачить Аниту!

Аниту нужно вообще заставить замолчать. Сегодняшняя ее встреча с майором не может состояться, значит, его «откровенность» не должна поколебать доверия Мольке к агенту Аните. Наоборот, нужно, чтобы он еще больше поверил ей. Значит, нужно рассказать майору все и так укрепить и свои собственные позиции. И Деак произнес великолепную речь в защиту девушки, чем подтвердил ее надежность в глазах Мольке.

— Вы, что же, встречались с этими жидами? — спросил Мольке.

— Только издали видел.