Они ведь помогают ребенку! Ребенку, который в своей стране никогда бы не получил таких возможностей, как в Голландии! Да, они хорошо понимают, что делают, — людей, думающих исключительно о себе, на Земле ведь и так хватает.
Их невозможно было обвинить в примитивном эгоизме. Они не были обычными усыновителями, неспособными иметь собственных детей, — Рику тогда уже исполнилось три года, а Валери — несколько месяцев. Они брали в свою семью, абсолютно бескорыстно, третьего ребенка, чужого, социально неблагополучного, предлагая ему новую жизнь в Голландии.
Но тогда что это было? Действительно, во что они ввязывались?
Поскольку Серж и Бабетта запретили нам задавать этот вопрос, мы не задавали и других. Есть ли у Бо биологические родители, разрешившие ему покинуть страну? Или он сирота, предоставленный самому себе? Надо заметить, что Бабетта занималась усыновлением фанатичнее, чем Серж, с самого начала это был всецело ее «проект», который она во что бы то ни стало хотела довести до счастливого конца. Она изо всех сил старалась не обделить приемного ребенка материнской любовью.
В конце концов само слово «усыновление» превратилось в табу. «Бо — наш ребенок. Между нашими детьми нет никакой разницы». В такие моменты Серж одобрительно кивал. «Мы любим его наравне с Риком и Валери», — говорил он.
Возможно, он осознавал это уже тогда и все заранее обдумал — я не вправе судить, — но позднее этот «проект» сослужил ему хорошую службу: чернокожий сын из Буркина-Фасо, которого он любил так же, как собственных детей. Этот проект был иного порядка, чем его винное хобби, но производил сходное впечатление. Он укреплял его имидж: Серж Ломан, политик с приемным африканским ребенком.
Он все чаще позировал со своей большой семьей; фотографии получались эффектные: Серж и Бабетта на диване и трое детей у них в ногах. Бо Ломан был живым доказательством того, что этот политик живет не только сугубо личными интересами; что он, по крайней мере раз в жизни, поступил великодушно, ведь двое других его детей зачаты естественным способом, а значит, острой необходимости в усыновлении ребенка из Буркина-Фасо не было. Так что это стало неким косвенным посланием общественному мнению: значит, Серж Ломан не станет руководствоваться чисто эгоистическими соображениями и в прочих областях своей деятельности.
Официантка, похожая на Скарлетт Йоханссон, подливала вина в наши с Сержем бокалы: Клэр и Бабетта свои бокалы еще не допили. На эту операцию у нее ушло довольно много времени, неловкие движения выдавали новенькую. Сначала она вытащила бутылку из ведерка со льдом и протерла ее насухо белой салфеткой, ниспадающей с края ведерка; сам процесс подливания проходил негладко — она стояла под слишком острым углом к стулу Сержа, в результате чего задела локтем голову Клэр.
— Простите, пожалуйста, — извинилась она и покраснела.
Конечно, Клэр тут же успокоила ее, что, мол, ничего страшного не произошло, но девушка так растерялась, что наполнила бокал Сержа аж до краев. Тоже невелика беда — но только не для винного эксперта.
— Ого! — воскликнул мой брат. — Вы что, хотите, чтобы я напился в стельку?
Он отодвинул стул на полметра от стола, как будто девушка пролила полбутылки ему на брюки. Теперь ее окончательно вогнали в краску, она хлопала глазами, словно собираясь расплакаться. Подобно другим девушкам в черных фартуках, она тоже носила предписанный им всем тугой хвост, но благодаря золотистому цвету волос выглядела менее сурово, нежели ее темноволосые коллеги.
У нее было миловидное личико, и я не мог отказать себе в удовольствии вообразить, как она снимет резинку с хвоста, распустит волосы по окончании рабочего дня, такого ужасного рабочего дня, и поспешит рассказать подруге (или приятелю): «Представляешь, со мной сегодня такое случилось! Так глупо… Ты же знаешь, как я ненавижу эту канитель с винным этикетом? Ну так вот, сегодня я опять все испортила. |