Но лишь на секунду, а затем странное состояние вернулось, с новой силой поглощая суть. Не знаю, чем бы все закончилось, но неожиданно я увидела Рида совсем близко, почувствовала горячее дыхание и, кажется, даже ощутила стук его сердца. Сильные руки сомкнулись на талии, отчего меня словно током ударило, а затем… Он поцеловал меня. Вот просто взял и поцеловал. И неожиданно сумасшествие ушло, но лишь для того, чтобы смениться другим. Тем, от которого кожа не плавилась, но становилась чувствительной до безумия, а голова — легкой, потому что из нее исчезали все мысли. Глаза сами закрылись, руки взлетели верх, чтобы обвить шею, а тело прогнулось, усиливая контакт.
Конечно, меня целовали раньше, но так — никогда. Этот поцелуй заставлял добровольно капитулировать, прижиматься к мужскому телу, словно от этого зависела моя жизнь, обнимать с такой силой, будто я тонула и только это не давало погрузиться в пучину. А еще отвечать… Отвечать на жадные поцелуи с пылом, который я никогда за собой не замечала. Но что самое главное, страх полностью вытеснила волна возбуждения.
И когда Рид перестал меня целовать и отстранился, я недовольно застонала и машинально потянулась вперед, чтобы продлить то невероятное единение. Но ничего не произошло. Открыв глаза, я посмотрела на мужчину, подметила его прерывистое дыхание, машинально тронула свои припухшие губы, и глубоко вздохнула. Воздух опьянял, от него болела голова, но я полностью сфокусировалась на Аркене, не замечая ничего вокруг.
Но… Дурацкая усмешка, скользнувшая по упрямому рту, небрежный жест рукой, отбросивший длинные шикарные волосы за спину, и я словно очнулась. Отпрянула, вскинула голову. Чертов селезень опять надо мной издевается.
— Это что такое сейчас было? — выдохнула я.
— Рад, что с вами все в порядке, — хрипло заметил он. — В следующий раз постарайтесь держать себя в руках.
Даже если бы меня ударили мешком по голове, эффект был бы другим. Менее болезненным. Моргнув, я уставилась на гота, пытаясь понять, отчего он в очередной раз так поступил со мной, а затем в ход пошли инстинкты. Всего один шаг и вот ладонь уже пылает огнем от удара, а на щеке Аркена появился красный отпечаток. Залепила я ему пощечину от души, что и говорить.
Вот только это не только не сбавило накал, а будто разожгло во мне утихшее пламя. Сознание… Нормальное сознание взрослого человека, привыкшего встречать неприятности стиснув зубы и бороться с проблемами цивилизованными методами, ушло куда-то в сторону, выпустив нечто древнее, все это время дремавшее во мне. Я больше не хотела терпеть, не могла подчиняться, отказывалась «держать лицо». Хотелось громить все вокруг, продемонстрировать силу, подчинить всех тех, кто не достоин был даже смотреть мне в глаза. Я не понимала, почему начала воспринимать присутствующих в комнате, словно они жалкие букашки, особенно раздражал темный, не желающий склониться и признать мое превосходство. Он уверенно смотрел на меня и эта ленивая усмешка… Как же она меня бесила. Хотелось стереть ее напрочь. За то, что совсем не разозлился на пощечину, хотя должен был, что посмел не просто прикоснуться, а поцеловать. А еще за то, что вызывал жгучее желание, хотя был недостоин ноги мне целовать…
Как же жарко. И гул этот в воздухе, словно одновременно стая пчел летает, не говоря уже про яркий свет, заливающий все вокруг, да так сильно, что глазам больно. Зажмурившись, я резко выдохнула, отчаянно пытаясь понять, что со мной происходит. Но ответа не находила. Да и вообще, все попытки рассуждать логично исчезали под непрекращающимся желанием разгромить все вокруг.
* * *
Не надо был ее целовать. Ни при каких обстоятельствах. Даже если поцелуй был призван переключить на себя внимание Марины, чтобы тьма могла справиться с огнем. Получилось, но ненадолго.
Не надо было отпускать ее. |