Она с удовольствием и его бы не впускала. Если бы у нее было какое-нибудь оружие, она, может быть, даже попыталась бы его убить до того, как он принудит ее к еще более чудовищным действиям. Но оружия у нее не было. Не могла она и сбежать, ибо тогда бы поставила под угрозу жизнь своей матери. Ровена не могла даже сказать, что было хуже: бракосочетание с Лайонзом и необходимость делить с ним супружеское ложе или то, что теперь планировал для нее Гилберт. Что могло быть хуже для девушки, которой всего восемнадцать лет, чем быть в постели со старым развратником?

Она совсем не испытывала чувства жалости к покойному, хотя, может быть частично, она была виновна в его смерти. Вероятно, он убил много невинных женщин, которым выпало на долю быть его женами. Он убивал их просто потому, что они ему надоели; или потому, что ему нужно было получить еще одно приданое, чтобы пополнить свою казну. Ровена знала, что есть немало таких бесчестных мужчин, которые делали то же самое, и никто им не ставил это в вину. Но были, она знала это, и другие, благородные мужчины, подобные ее отцу.

Когда Гилберт вернулся, чтобы разбудить Ровену, было еще темно и в замке царила тишина. Ровена не могла понять, который был час, но то, что она не отдохнула ни телом, ни душой, свидетельствовало о том, что она спала недолго. Однако первые же слова Гилберта заставили ее окончательно проснуться.

— Для вас уже все готово. Моим людям повезло: они нашли то, что нужно. Меня заботили глаза и волосы: они должны быть точно того же цвета, что глаза и волосы вашего супруга. Ибо это прежде всего передастся ребенку; и мы нашли точно такие же.

Ровене показалось, что кровь закипела у нее в венах, затем стала холодной. От страха желудок свело до судорог. Так он все-таки сделал это, он нашел мужчину, которому швыряет ее, поступая так же, как поступил бы ее муж, если бы она не забеременела в скором времени. Они были одного поля ягоды — Лайонз и Гилберт, они даже мыслили одинаково. Она бы не удивилась, если бы Гилберт отыскал того самого человека, Джона, услугами которого хотел воспользоваться ее муж.

Боже милостивый, почему не кончается этот кошмар?

— Поторопитесь, — продолжал он, проворно стаскивая ее с высокой кровати. — До рассвета еще есть время, но, чтобы все получилось наверняка и семя упало в благодатную почву, вам потребуется не одно совокупление.

— Зачем вы мне все это говорите? — раздраженно спросила Ровена, пытаясь высвободиться из его рук, когда он подталкивал ее к открытой двери. — Давайте ваши гнусные инструкции этому жеребцу, которого вы нашли.

— Вы сами увидите, — только сказал он в ответ.

И она увидела, почти сразу, так как мужчину поместили в небольшой комнате, прямо напротив ее покоев. В комнате стояла кровать и два высоких подсвечника по обе стороны, и никакой другой мебели. Когда-то в этой комнате ее муж предавался разврату с женщинами из челяди, однако Ровена этого не знала. К стенам над кроватью даже были прикреплены цепи, но их не было видно за матрацем. Но эти цепи были предназначены для женщин. Гилберт беспокоился, как бы пленник не разорвал их, поэтому приказал принести и растянуть над кроватью другие, более крепкие и длинные. Они были прикреплены к запястьям и лодыжкам пленника таким образом, чтобы тот не смог пошевелить ни одним суставом, не причинив себе страшной боли.

Ровена увидела мужчину в большой банной простыне на кровати. На запястьях его рук, закинутых за голову, были закреплены железные наручники. Еще две цепи тянулись из-под банной простыни вдоль кровати и уходили вниз, под нее. Прикован! Так его пришлось приковать? И он спал — или был без сознания.

До нее легко дошла суть происходящего, и она спросила:

— А не проще ли было просто заплатить ему, чтобы он совершил этот подвиг?

Гилберт, все еще держа ее за руку, стоял рядом с ней у края кровати.