Для нее было бы лучше, если бы она не осознавала этого. Но она прекрасно все понимала. Ей хотелось бы, чтобы он понял ее. Но он не понимал и не хотел понять. Для него не имело никакого значения, что она сожалела о том, что ей пришлось сделать, и что она совсем не хотела этого делать. По своей воле или против, но она это сделала. Поистине она заслуживает кары, какой бы она ни была. И она действительно не достойна того, чтобы ребенок принадлежал ей, — ведь он был похищен у него. Но разве может быть мать откровенной, когда речь идет о ребенке.

Она опять вся напряглась под его пристальным, леденящим взглядом, но, наконец, он произнес с нескрываемым презрением:

— И меня нисколько не удивит, что ты к тому же и глупа, судя по тому плану, который ты придумала, чтобы удержать Киркборо.

— Это был план Гилберта, а не мой. И Киркборо был нужен ему, а не мне.

— И опять ты ничего другого, кроме глупости, не проявляешь. Никогда, слышишь, никогда не перебивай меня, девка. И никогда больше не говори мне о том, что у тебя не было причин поступить так, как ты поступила. Ведь это не твой Гилберт пришел ко мне и заставил меня…

Злость не дала ему закончить. Лицо его потемнело, и Ровена опять заволновалась.

— Мне очень жаль! — выпалила она, понимая, что это было не совсем уместно в данной ситуации, но не зная, что еще сказать.

— Жаль? Ты пожалеешь еще больше, это я обещаю тебе. Но ты можешь начать расплачиваться за нанесенное мне оскорбление прямо сейчас. Я с трудом узнал тебя в одежде, девка. Сними ее.

Глава 16

У Ровены перехватило дыхание, и она от ужаса закрыла глаза, когда Фалкхерст произнес: «око за око». Она знала, что это означало: он будет принуждать ее так же, как это проделала с ним она. А это будет столь же неприятно, как и тогда. Да иначе и не может быть. Но почему он избрал подобный способ наказания, если он так сильно ненавидел ее и действительно не имел желания прикасаться к ней?

Видимо, для него самым главным было отмщение. Она уже поняла, какова его натура. Но заставлять ее раздеваться в его присутствии…

— Мне что, помочь тебе…

Прозвучала еще угроза, смысл которой она не поняла и, по правде говоря, не хотела понять.

— Нет, я сама это сделаю, — произнесла она робким шепотом.

Она повернулась к нему спиной и принялась развязывать расшитый пояс. Сделав несколько шагов, он больно схватил ее за плечо и развернул лицом к себе. Она опять что-то сделала не так, — он вновь пылал от гнева.

— Чтобы возбудить мой аппетит, я должен видеть, как ты раздеваешься. Ты для этого раздевалась передо мной раньше. Тот, кто посоветовал тебе это, дал тебе хороший совет. Но знай, если я не смогу сделать то, что намереваюсь, из-за отсутствия интереса к твоим прелестям, то виноватой в этом будешь только ты. Но не думай, что это облегчит твою участь. Если этого не смогу сделать я, то будет приглашен кто-то другой. Нет, десять других. Может, с ними тебе будет приятнее, чем со мной…

Он отступил назад, и их взгляды встретились. Ровена молила Бога, чтобы понять, действительно ли он намеревался это сделать или это было просто угрозой. Но его внешний вид говорил о том, что он исполнит свою угрозу. Но ведь он хотел «око за око», а не наблюдать, как ее будут насиловать другие. Это были разные вещи. А может быть, нет?

Она бросила пояс на пол и быстро стала развязывать шнуровку на боку своей туники. Ей нельзя было рисковать, имея в перспективе такие ужасающие последствия, и она попыталась вспомнить, что советовала ей в таких случаях Милдред, но так и не смогла сделать этого, — в комнате было слишком светло, она сгорала от смущения, и пальцы ее стали слишком непослушными. Она ни на йоту не сомневалась в том, что была соблазнительной женщиной и что у Уоррика от желания бушевала кровь.