Изменить размер шрифта - +
Она чувствовала, что не в ее силах пошевелиться. Секунданты столпились вокруг них, и сразу трое мужчин предложили ей руку, чтобы помочь подняться. Она приняла руку того, кто был ближе. Остальные двое подняли Селестину, которая лишь бросила быстрый взгляд на Муррея и затем, всхлипывая, бросилась на грудь Ане. Через плечо сестры Аня посмотрела туда, где стоял Равель. Секундант взял у него шпагу, и сейчас хирург, что-то бормоча, срезал с него остатки окровавленной рубахи. Равель, казалось, ничего не замечал, его темные глаза были устремлены на Аню, и он смотрел на нее с той же сильной, жгучей сосредоточенностью, с какой смотрел на нее до дуэли.

Здесь же стоял Гаспар, отеческими словами он успокаивал и придавал силы, поддерживая Селестину. Он повернулся с ней к экипажу и, подталкивая, стал уводить прочь от места кровавой бойни. Аня поддерживала ее с другой стороны, и им вдвоем удалось усадить убитую горем девушку в экипаж. Затем Гаспар повернулся к Ане.

– Садись, chere, и поехали домой. Твой слуга приведет твою лошадь. Здесь больше нечего делать.

– Да, одну минуту, – ответила она и пошла к мужчинам, стоявшим под дубами.

Хирург уже перевязан самые серьезные раны Равеля, а остальные обработал карболкой. Ее неприятный запах висел в воздухе, перебивая запах крови. Секунданты Муррея уже отнесли его тело в экипаж и готовились к отъезду. При Анином приближении секунданты Равеля отошли назад, продемонстрировав свое участие. Хирург посмотрел на Аню, затолкал бинты в сумку, захлопнул ее и, отвесив поклон одновременно ей и своему пациенту, быстро направился к тому месту, где собрались секунданты.

В ясном утреннем свете стали четко видны темные тени под глазами Ани от недосыпания и беспокойства, но вместе с тем солнечные лучи сделали ее кожу как бы прозрачной и превратили корону волос в сияющий ореол вокруг ее головы. Она стояла перед Равелем, гордо выпрямившись и высоко подняв голову, хотя в ее глазах было видно раскаяние.

– Я прошу прощения, – сказала она.

– За что?

Его тон был почти грубым. Если бы их не окружала столь заинтересованная аудитория, если бы он не был так залит кровью, он схватил бы ее в объятия и впился в нежные губы, прежде чем заставить ее объяснить, почему сейчас, после всего происшедшего, ей не все равно, жив он или мертв.

– За все. За слова, сказанные в горе семь лет назад. За вмешательство между тобой и Мурреем. За мои поступки, о которых я не знаю, но которые заставили тебя дать Муррею возможность изрезать тебя, как…

– Даже, – перебил он, – если я не прошу у тебя прощения?

– Даже так.

Он какое-то мгновение пристально смотрел на нее, изучая темными глазами ее лицо.

– Между нами остался один нерешенный вопрос, который стал еще более настоятельным после сегодняшнего утра. Вопрос о браке.

Боль всколыхнулась у Ани внутри, но она сумела не только ответить ровным голосом, но даже слегка улыбнуться, повторяя ответ, который он сам дал ей так недавно:

– Такая жертва. В этом нет необходимости, во всяком случае не ради меня.

– Мне совершенно не нужны жертвы.

– Я должна поверить в это после того, что здесь увидела? Нет, давай забудем об этом, пожалуйста. Мы причинили друг другу достаточно боли; ничто не требует от нас продолжать делать это. Меня совершенно не волнует общественное мнение, тебя тоже. Таким образом, мы вольны вернуться на исходные позиции. Давай заключим между собой договор: когда встретимся, мы встретимся как добрые, но достаточно далекие знакомые, которые кланяются и улыбаются, но не вмешиваются в жизнь друг друга.

– Скорее я предпочту быть твоим врагом, – произнес он, чуть ли не скрежеща зубами.

Она снова обрела дар речи только через несколько секунд. Чтобы скрыть свое отчаяние, она быстро отвернулась от него и, приподняв подол кожаной юбки, сказала через плечо:

– Как хочешь.

Быстрый переход