Селадейру вдруг почудился пронзительный вой, доносящийся из внутренних покоев вместе со звуками ожесточенной схватки. В полном отчаянии он послал мольбу Стратегу:
«Помоги, мы погибаем!»
Ответа не последовало. Позади него еще один меч со звоном полетел на пол – рыцари падали, не успевая оплакать рухнувшие надежды. Селадейр медленно разжал пальцы, расслабил мышцы руки, и его сверкающий меч с позором шмякнулся оземь, моментально потемнев.
Командир золотых отдал приказ:
– Карабины убрать! «Гускварны» на изготовку!
Селадейр, словно в полусне, увидел, как гвардейцы быстрым движением передвинули за спину легкое оружие и ухватились за стволы более мощных винтовок.
Не веря глазам своим, он крикнул:
– Но мы же сдались!
Конгрив отозвался чуть ли не виновато:
– К несчастью, у нас нет времени! Приготовиться! Пли!
И «Гускварны» просвистели свою песню, что повергла в забвение лорда Афалии и всех его рыцарей.
Нашел ее Сотрясатель Земли.
Взламывая двери, заглядывая в альковы, шаря за ширмами, наводя ужас на лакеев и горничных, истребляя путающихся под ногами серых охранников, он наконец очутился перед позолоченной двустворчатой дверью. Над нею висел гербовый щит, покрытый эмалью в оправе из алмазных завитков; стилизованный узор отдаленно напоминал геральдическую фигу узурпатора.
– Это его покои! – воскликнул Кугал.
Один взгляд – и дверь с гулким звоном надломилась по шву.
Размахивая золотисто-розовым мечом, он ворвался внутрь, а за ним сорок рыцарей. Вначале они попали в прихожую, обставленную легкой плетеной мебелью и выходящую на широкий, посеребренный луной балкон; за прихожей были две гардеробные, до отказа набитые одеждой, далее – внутренний салон, откуда одна дверь вела в роскошную ванную, выложенную ониксом и золотом, а другая – в королевскую опочивальню. Здесь гирлянды фиолетовых и янтарных лампочек освещали огромное круглое ложе под золотистым балдахином и покрывалом из черного атласа.
На нем покоился бледный силуэт.
Лишь через несколько минут Кугал смог собрать силы для телепатического сигнала:
«Брат! Ноданн, ко мне!»
Стратег мгновенно очутился рядом и наполнил комнату солнечным сиянием. Кугал сделал знак своим воинам удалиться и сам вышел, оставив Ноданна одного.
– Моя Мерси-Розмар! – прошептал Аполлон, склоняясь над нею.
Дорогие ему очертания остались нетронутыми: хрупкие руки – одна откинута, другая покойно вытянута вдоль тела; ноги с удлиненными ступнями, ямочки на коленях, изящный изгиб бедер, темная загадочная расселина ее женственности, небольшая упругая грудь жемчужно-серого оттенка, слегка выгнутая шея с похолодевшим золотым торквесом, нежная линия расслабленного подбородка. Лицо излучает покой, губы слегка приоткрыты и все еще подсвечены теплым сиянием, однако на волосы и ресницы уже легла прозрачная снежная пелена.
– Твоя ненасытная жажда жизни вселила в него ужас, – промолвил Ноданн. – Теперь он обратит твои жизненные силы на мою погибель. Ах, Мерси, ведь ты знала, ты предупреждала меня!.. Постой…
Он снял розовую стеклянную рукавицу. Серебряная рука быстро прошлась по телу Мерси, и оно рассыпалось в пыль; остались только торквес и пушистые кольца на черном атласе…
Заходящая луна вместо серебра плеснула в окно расплавленным золотом. И чей-то внутренний голос скомандовал:
«Выходи!»
Они сошлись высоко в небе над бушующим морем, и защитой им, как того требовал ритуал, служили только собственные умы.
Когда сверкнула зеленая сигнальная молния и гром раскатился по уступам горы, все прочие схватки разом прекратились. |