Это — Илиада Борнео.
Но она еще ждет своих историков и своих поэтов.
В те дни на острове особую роль играл английский авантюрист Джеймс Брук — человек, явившийся сюда нищим скитальцем, а потом ставший повелителем огромной территории, своего рода королем. За заслуги, оказанные им при защите берегов Борнео от малайских пиратов, Брук получил от одного из набобов звание раджи Саравака, или вассального князя саравакского. Этот человек железной рукой правил своим княжеством, насаждая в нем европейские порядки. Казалось, ему удастся мало-помалу завладеть чуть ли не всем огромным островом и стать родоначальником новой европейской династии в дебрях Борнео. Но его государство просуществовало недолго: среди туземцев, которых он безжалостно истреблял и изгонял, нашелся человек, обладавший неукротимым характером, презиравший смерть, чувствовавший себя живущим полноценной жизнью только тогда, когда кругом раздавался шум боевой схватки, звенели мечи, гремели выстрелы. Этот человек, потомок одного из туземных княжеских родов, носивший имя Сандакан, обладал огромным влиянием на туземцев Борнео. Под его знамена стекались все недовольные вводимыми европейцами порядками, все выкинутые за борт жизни, смелые, жаждущие битв и добычи. И Сандакан после жестокой борьбы разрушил царство Джеймса Брука, раджи Саравака, и экс-раджа вернулся умирать в Англию таким же нищим, каким он пришел в Саравак.
Но кроме борьбы с Джеймсом Бруком у Сандакана-изгнанника было еще одно дело, ставшее целью его жизни: у его отцов во внутренних областях Борнео когда-то было собственное королевство.
В детстве Сандакан был изгнан из родного края переселившимися чужеземцами, из князя превратился в нищего, потом в вождя пиратов, странствовал, скрываясь, как затравленный тигр, от назначавших за его голову колоссальные суммы англичан и голландцев, дрался в Индии, скитался, не находя себе пристанища, и, объявив войну всем, вооружил против себя всех.
Один из эпизодов невероятно богатой приключениями жизни этого человека и является темой настоящего романа.
Однажды, когда бури весеннего равноденствия бушевали над островом Борнео, вблизи его берегов, у залива Балуду, по волнам пролива Бангуэй мчалось подгоняемое ураганом паровое судно, которому, казалось, было суждено погибнуть в разъяренных волнах. Жители прибрежных селений наблюдали до наступления мглы за его движением, ожидая каждое мгновение, что это судно разобьется о прибрежные камни, потонет, и бурные волны, играя, вынесут на берег только щепки да трупы. Но судно боролось со стихией. Словно призрак, оно скользило среди кипящих волн, переходя по извилистым каналам, минуя опасные отмели. Оно то приближалось к берегу, будто ища пристанища в какой-нибудь пристани и, готовое, казалось, выброситься на прибрежные скалы, то вдруг, испугавшись гибели, опять уходило в море, скрываясь в тумане.
К ночи оно исчезло. И думали люди, ждавшие крушения этого корабля-призрака, как праздника, — ведь его остатки должны были послужить им богатой добычей, — что море поглотило смелый корабль со всем его экипажем. За этим судном пронеслись, гонимые бурей, парусные корабли, или, правильнее, большие лодки. И они скрылись в тумане.
Это было вечером.
А ночью, задолго до рассвета, в прибрежном девственном лесу, полном жути и грозовой тревоги, при блеске молний можно было разглядеть странные фигуры вооруженных людей, скрывавшихся среди корней и побегов, под могучими папоротниками, в ямах и ложбинах. И когда не гремели раскаты грома и наступала зловещая тишина, слышались шепот, слабый свист, иногда — лязг оружия. А потом опять грохотал гром, темную завесу неба раздирали змеящиеся молнии, и при их призрачном, неверном свете опять были видны собравшиеся в группы, прильнувшие к земле, тенями крадущиеся по лесу человеческие фигуры.
— Остановитесь, Малайские Тигры! — послышался из мглы повелительный голос, и, когда вспыхнула молния, кравшиеся по лесу люди увидели фантастичную фигуру. |