— На коня, Нана! — скажет он ему в один прекрасный день. — Вся Индия восстала, и мы начинаем снова!

Он был уверен, что найдет в нем героя знаменитой битвы на равнине Джуммы.

Молчание друга очень удивляло Нана-Сахиба; сдержанный, как все люди Востока, он никогда не выказывал беспокойства. Но вот в один прекрасный день он получил тайное сообщение общества Духов Вод, приглашавшее его быть готовым на всякий случай, не говоря ничего окружающим, так как Декан готовится сбросить с себя иго; оно уведомляло его также, что делегация от Тайного Совета явится за ним, когда наступит время стать во главе восстания.

Это Кишнайя готовил свои сети. Однако спустя некоторое время, Арджуна, настоящий брахматма, прибыл в Нухурмур, куда его проводил сын Анандраена; он подтвердил это, прибавив также, что ждет возвращения Сердара. В этот день все торжествовало в Нухурмуре, и Барбассон, посоветовавшись по своему обыкновению с памятью Барнета, объявил, что лучше сто раз начать борьбу, чем продолжать вести уединенную жизнь, на которую их обрекли. А про себя провансалец говорил: «Я уверен, что Барнет, став миллионером, направился бы в сторону французской территории, чтобы отплыть на первом пароходе, отходящем в Европу, — единственное место, где можно спокойно наслаждаться своим состоянием. А если бы Барнет сделал так, то почему и мне не поступить так же? Ведь Барнет был олицетворением честности. К тому же Нана дал мне этот миллион в награду за мои услуги, — значит мы, квиты, и я свободен».

Составив мысленно этот план, Барбассон с нетерпением ждал случая покинуть гроты Нухурмура. Послушай только его — так все бы сейчас отправились в Биджапур, чтобы присоединиться к Сердару.

Ах, Барбассон! Ты хочешь запятнать бегством свою жизнь, полную упорной борьбы, мужества, энергии и самых опасных предприятий! К счастью, судьба в память о твоих прежних заслугах решила иначе, и в минуту опасности в тебе снова проснулось сознание долга.

Как только Сердар узнал тайну перевоплощения Кишнайи и его смелые маневры, он тотчас же послал факира в Нухурмур, чтобы предупредить Барбассона и Нана о возможности прибытия к ним предателя. Но по роковой случайности, весьма обычной для Индии, посла укусила ядовитая змея; он умер, и труп его спустя несколько минут сделался добычей шакалов. В Нухурмуре поэтому ничего не знали о том, что случилось в Биджапуре, когда в один прекрасный вечер явился Кишнайя с депутацией от общества Духов Вод; все были в масках, согласно уставу Совета Семи, и, в довершение несчастья, Арджуна, которого Сердар не мог ни о чем известить, занимая его место, признал их за членов Совета.

Кишнайя к тому же привез брахматме, Нана-Сахибу и Барбассону вести о Сердаре. Он настолько хорошо был осведомлен обо всем, что ему не составило труда сыграть свою роль и обмануть принца и его свиту. Поэтому решено было на следующий же день присоединиться к Сердару. Вечером, перед тем как ложиться спать, тхуг отправил посла к сэру Джону Лоуренсу.

В этом послании, полном уверенности в успехе, был намек на Барбассона, потому что провансалец почти весь день не спускал пытливого взгляда с главаря тхугов.

По мнению тхуга, все шло к лучшему, но он все же постарался внушить некоторые опасения сэру Лоуренсу с целью придать себе больше веса в глазах вице-короля. Барбассон, однако, не без причины смотрел на тхуга с таким упорством. Провансалец не говорил на телингском наречии Малабарского берега, которым преимущественно пользовался Кишнайя. Как все люди, не знающие какого-нибудь языка, он легко удерживал в памяти только те звуки, сочетания которых больше всего поражали его ухо. Слушая, как Кишнайя говорил о Сердаре, Барбассон обратил внимание на произношение им этого имени. Предводитель тхугов обладал совсем другой интонацией, которая не походила на интонацию живущих в Нухурмуре, что особенно было заметно при произношении имени Сердара.