Пули Минье, конечно, штука хорошая, но уж очень простая. Не пройдет года, как такой приблудой начнут пользоваться все европейские армии, и тактическое преимущество от обладания ими сойдет к нулю. Реплики (копии) винтовки Бердана и патроны к ним (особенно патроны) для российской (и не только) промышленности начала девятнадцатого века, напротив, слишком сложны в изготовлении. Штучное производство для членов царской фамилии и представителей высшей аристократии вполне возможно, а массовое – уже нет. Чтобы решить эти задачу необходимо фактически осуществить в России научно-техническую революцию и провести первую после Петра Великого массовую индустриализацию. Потянет юный император Николай Павлович (и его советники) со всей его тягой к армии такую задачу – значит, быть России военной сверхдержавой. Не потянет – значит, сверхдержавой через двадцать-тридцать лет станет Наполеоновская Франция.

В то же время вышеупомянутый Николай Палыч, который идет чуть позади братьев, всматривается в ряды русских солдат и офицеров и думает о том, что он в своем юном возрасте совсем не готов брать на себя ответственность за то, чтобы встать впереди России. И в то же время он ощущает некую неотвратимость судьбы, влекущую его в направлении трона. С Артанским князем или без него – его участь быть Российским государем, звеном в бесконечной цепочке великих князей, царей и императоров протягивающейся из прошлого в будущее. При этом его страх перед предстоящим актом передачи власти (ну не готов я, Господи, к такому кресту, не готов) смягчается юношеским максимализмом и надеждой на то, что старшие товарищи не оставят его своей поддержкой, научат что делать и помогут разобраться с делами. Его нового наставника за хитроумие и жизненный опыт не зря зовут Седым Лисом Севера, да и Артанский князь, дядька в общем не злой, тоже обещал ему свою поддержку.

В конце концов, не боги горшки обжигают; да его никогда не готовили к трону, но Николай Павлович своими ушами слышал, как тот же Артанский князь говорил брату Александру о том, что в России заранее подготовленные государи, являвшиеся наследниками с первого момента своей жизни, показывали не очень хорошие результаты. И, наоборот, прославляли и укрепляли государство те монархи, которые, подобно ему, садились на трон без всякой предварительной подготовки. Мол, такой парадокс указывает на глубокий дефект в деле воспитания российских монархов, который следует немедленно выявить и исправить. Ибо плохо, когда на престол садятся неподготовленные люди, вынужденные на ходу разбираться в тонкостях государственного управления, но еще хуже, если будущий государь будет подготовлен неправильно.

Россия не Европа, и напрямую пересаживать политические рецепты с европейских грядок на русские было бы в корне неверно. Тут нужен большой политический ум и известная гибкость в позвоночнике, ибо многие решения, по факту оказавшиеся неверными, необходимо переделывать сразу, как только становится понятно, что все идет не так, как задумывалось. Это называется «оперативное ручное управление», и оно очень важно в связи с огромностью российских просторов, разнообразием бытующих на территории Империи обычаев, а также непредсказуемости русского национального характера. В большей или меньшей степени этот фактор ручного управления будет присутствовать в России всегда, а если отпустить вожжи, положившись на скопированную с европейских лекал конституцию, парламент и прочие благоглупости, то можно заехать на государственной машине в такие дебри, из которых уже не будет выхода.

Тем временем пауза, которую император Александр Павлович тянул перед тем, как сказать армии самое главное, наконец, истекла. Остановившись в центре построения, перед батальонными коробками гвардейских полков, император заговорил о том, ради чего он, собственно, и собрал участвовавшие в Бородинской битве войска на этот смотр:

– Господа генералы и офицеры, а также бравые русские солдаты, героически сражавшиеся с неисчислимой ордой иноземных завоевателей! К вам, спасшим Россию на полях сражений от порабощения и гибели, обращаемся Мы со своей великой просьбой.