Кроме всего прочего, этот самовластный властитель оказался специалистом по отжиму самого ценного и вкусного из трофеев. В силу стремительного продвижения его частей Артанскому князю достались: Наполеон со своим штабом, обоз французской армии, Гвардия, а также несколько самых ценных французских маршалов: Ней, Даву, Мюрат и Евгений Богарне. В то же время в русском плену урожай французских генералов исчерпывался бригадными и дивизионными командирами – то есть такой мелочью, о которую Артанский князь просто побрезговал марать руки. Высказывающим такие мысли даже в голову не приходило, что, если бы не армия Артанца, речь на этом совещании шла бы не о добыче, а о том, как бы подобру-поздорову унести ноги с пути потрепанной, но все еще численно превосходящей французской армии.

Прикрикнув и на тех и на других, чтобы не мололи зря языками, будто бабы за чаями, Кутузов поставил вопрос ребром – в том смысле, что война практически выиграна, враг разгромлен и пленен, сам Бонапартий находится там, выбраться откуда без дозволения Артанского князя практически невозможно. Подходящие с запада жиденькой ниточкой французские пополнения и обозы без главных сил никакой особой угрозы из себя не представляют и идут фактически на смерть. Но дальше-то что, господа? Располагать армию на зимние квартиры или стремительными маршами продвигаться на запад навстречу этим самым французским резервам и обозам, бить их по частям, громить вражеские гарнизоны, все еще занимающие русские города, а там, глядишь, и вторгнуться в растерянную от неожиданного конфуза Европу. А там сейчас каждый король или владетельный герцог начнут бить себя пяткой в грудь, что они завсегда были против Бонапартия, да только он, подлый, силой вынудил их послать войсковые контингенты в великий поход на восток против России.

И кстати, что теперь делать со всем эти пленным сбродом, который сейчас разоружен и под охраной казаков согнан в свой бывший лагерь? С французами понятно – они честно шли за своим императором и вместе с ним пришли к своему концу. Какая судьба будет у Бонапартия, такая и у них. Но что делать с многочисленными немцами и итальянцами, которых в Великой армии было поболее половины? С извинениями вернуть их обратно на родину, потому что тамошние владетели сразу же начнут набиваться России в союзники или удумать чего похитрей? А то восемьдесят тысяч пленных сразу – это как-то многовато. Нельзя же обратить этих европейских пленных в крепость и посадить на землю, как каких-нибудь русских мужиков. Хотя во времена царей Иоанна Васильевича или Алексея Михайловича, наверное, так бы и поступили. Но сейчас не то время; девятнадцатый век – он просвещенный и гуманный. Да-да, заохали бояре (то есть, простите, генералы), какая жалость, что век просвещенный и гуманный, а то поделили бы полон и распихали по вотчинам – кого на землю посадить, а кого и к мастерству пристроить.

На этой оптимистической ноте ночной Совет в Горках и закончился, ибо, если смотреть по уму, то все дальнейшие действия это не генеральского ума дело. Решения должен принимать государь император, причем после переговоров с Артанским князем, у которого сейчас на руках не только особа Бонапартия, но и вообще все козыри. Сообщив об этом своим подчиненным, русский главнокомандующий отправил всех спать, ибо время позднее, а утро вечера мудренее.

А с утра Михайло Илларионович при очень небольшой свите засобирался в гости к Артанскому князю. Из старшего начальствующего состава русский главнокомандующий взял с собой только давешнего своего посланца генерал-майора Костенецкого, дежурного генерала Кайсарова, (уже немного знакомого с тамошними порядками), да командира легшей костьми под Багратионовыми флешами третьей пехотной дивизии генерал-лейтенанта Коновницына, который пробыл в самой гуще сражения почитай что весь вчерашний день, и при этом отделался лишь несколькими царапинами и изодранным мундиром.