Покачивая опущенной головой в такт своей надменной походке, величественно вышагивал сытый лев. Пасть полуоткрыта, угрожающе посверкивают клыки. Впрочем, стоило только льву исчезнуть в густом прибрежном кустарнике, как Дэниел с сожалением вздохнул по поводу окончания столь великолепного зрелища.
Внезапно за спиной раздался шорох. И не успел он вскочить на ноги, как Джонни Нзоу потрепал его по плечу и присел рядом.
Джонни закурил сигарету. Дэниелу так и не удалось заставить его бросить курить. Они, как прежде, сидели рядом – друзья, понимающие друг друга без слов, – и, наверное, в сотый, если не в двухсотый раз наблюдали, как восходит солнце.
Почти совсем рассвело, и наконец наступил тот божественный миг, когда над темным лесным массивом показался огненный шар и все озарилось фантастическим светом – весь их мир сверкал и переливался, – как керамика, только что извлеченная из муфельной печи.
– Десять минут назад вернулись егеря. Нашли стадо, – сообщил Джонни, нарушив тишину и одновременно лишив рассвет очарования.
Дэниел вздрогнул и повернулся к Джонни.
– Сколько? – спросил он.
– Около пятидесяти.
Поголовье в общем-то оптимальное. Больше они переработать не смогут: на такой жаре мясо и шкуры слонов быстро разлагаются. С другой стороны, для меньшего числа слонов использование такого количества охотников и техники не оправдано.
– Ну что, не передумал снимать? – поинтересовался Джонни.
– Да, я хорошо подумал, – кивнул Дэниел. – Скрывать такие вещи – лицемерие.
– Люди едят мясо, носят кожу, но вряд ли пойдут на экскурсию на скотобойню, – заметил Джонни.
– Трудно сказать. Люди имеют право знать правду.
– Если бы я тебя не знал, то решил бы, что ты просто гоняешься за сенсацией, – прошептал Джонни.
Дэниел нахмурился.
– Ты единственный человек, которому я позволил сказать такое. И только лишь потому, что ты сам знаешь, что это неправда.
– Да, знаю, – согласился Джонни. – Тебе этого не хочется, так же как и мне, но ты первый сказал, что иногда приходится причинять боль.
– Ладно, пошли. Дела не ждут, – бросил Дэниел угрюмо.
Они встали и молча побрели назад к стоящим поодаль грузовикам. Лагерь уже ожил, на костре готовили кофе. Егеря сворачивали одеяла и спальные мешки, проверяли винтовки.
Четверо егерей – два белых и два негра, каждому не больше тридцати – носили неброскую форму цвета хаки с зелеными нарукавными нашивками Управления национальных парков. С оружием они обращались с небрежностью обремененных опытом ветеранов, однако не забывая при этом добродушно подшучивать друг над другом. Белые и черные – они относились друг к другу как товарищи. Несмотря на молодость, они уже успели повоевать, скорее всего, по разные стороны линии фронта. Дэниела всегда удивляло, что со времен войны у былых противников не осталось и капли ненависти.
Оператор Джок уже вовсю снимал. Дэниелу порой даже чудилось, что видеокамера «Сони» срослась с ним и стала чем-то вроде атавизма, например горба.
– Я задам перед камерой несколько глупых вопросов – как будто чего-то не понимаю, будто хочу тебя разоблачить, – предупредил Дэниел. – Мы-то с тобой знаем, но перед камерой придется немного поиграть, идет?
– Валяй.
На пленке Джонни получился хорошо. Вчера вечером Дэниел просмотрел отснятое накануне. Джонни был похож на молодого Касиуса Клея – до того, как тот стал Мохаммедом Али. Правда, чуть худощавее, кость – тоньше. И даже более фотогеничнее, чем знаменитый боксер. В лице чувствовалась экспрессия, кожа немного посветлее, впрочем, отсутствие сильного контраста только лучше смотрелось на пленке. |