— Но я не привез с собой своих книг.

— Я могу быть вам очень полезным. Я изучал литературу в университете. Я проведу вас в Пушкинский Дом.

— Нет, спасибо.

— Вы коллекционируете книги?

— Да, отчасти.

— Хорошо. Тогда поговорим о деле. Я могу достать вам книги. Очень хорошие книги. Ценные книги из императорской коллекции, из городских библиотек.

— Это ужасно! — восклицает Галина. — Нам пора идти.

Молодой человек хватает меня за лацкан.

— Напишите мне, что вам нужно. Я знаю, что делать. Я уже работал для американцев. Я могу найти все. Скажите мне, где вы живете, и я принесу вам книги прямо перед вашим отъездом, а пока можете ничего мне не платить. Только потом суньте их куда-нибудь под рубашки, чтобы не было проблем на таможне.

— Спасибо, не нужно.

— Послушайте: лучшего времени просто не найти. В России сейчас продается все. Не уходите, послушайте меня, подождите. Здесь есть все, что вам нужно. Иконы? Старые фотоаппараты?

— Прощай, Чичиков, — обрывает его Галина.

Мы встаем из-за стола и поднимаемся по лестнице.

— Чичиков… Где-то я уже слышал эту фамилию, — говорю я.

— Конечно слышали. Помните, у Гоголя? Это приобретатель, ловкий мошенник, который ездил по помещичьим усадьбам и скупал мертвые души.

— Он, наверное, пошутил?

— В России даже жулики любят наших лучших писателей, — отвечает Галина.

— А в каждом кафе есть свой племянник Рамо, — добавляю я.

— Мне очень жаль, — говорит Галина, когда мы выходим на Невский проспект, — не хотелось мне показывать вам нашу дрянную новую Россию. Не везде у нас так, как здесь.

— Я и не сомневаюсь.

— В России много хороших людей, не таких, как этот нелепый Чичиков.

— Но он был очень забавен.

— Вам хорошо забавляться, — хмурится Галина. — Вместе с капитализмом появились эти уродливые наросты, эти болезненные симптомы. Лучше бы вам приехать раньше. Вы опоздали. Вы посетили руины умирающей империи.

— Извините, подождите минутку, — окликает знакомый голос. — Вы сказали, что вы писатель. Хотите, я покажу вам могилу Достоевского? Это недалеко отсюда. Всего лишь на другом конце Невского проспекта.

— Спасибо, нет.

— Тогда давайте выпьем еще. Дайте мне шанс!

— Не сейчас.

— Тогда продайте мне что-нибудь, не дорогое для вас, — настаивает он. — Продайте мне ваше имя…

— Мое имя?

— Я напечатаю его на своих документах.

— Идемте, — говорит Галина, крепко ухватив меня за руку.

И вслед за дамой в красном платье и берете с помпоном я устремляюсь наперерез потоку машин. Гудят клаксоны, визжат тормоза.

— Куда мы идем? — спрашиваю я.

— Я поняла, что вы должны увидеть библиотеку Дидро. А то до нее доберется наш приятель — и она исчезнет.

С этими словами, пробившись сквозь гудящий автомобильный поток, она перетаскивает меня на другую сторону Невского проспекта.

28 (прошлое)

Приближается Рождество — главный европейский праздник. И если бы даже Философ забыл о нем, темные ночи освежили бы его память: поразительные темные ночи, длящиеся почти целые сутки. Нева покрылась серебром, а подо льдом, в вечном мраке, бурлят ледяные воды. С вышины, с арктического неба, пробивается через снежную пелену свет северных звезд. Снег покрывает все улицы, площади, набережные. Сосульки, как шпаги, обрываются и падают с карнизов домов, унося каждый день одну-две человеческие жизни. Вот уже несколько недель придворные трясутся от холода и вереницей тянутся в Малый Эрмитаж.