— Я, мадамъ, барыня-сударыня, все могу… Я, дюша мой, совсѣмъ не пьянъ, — увѣрялъ Карапетка. — Я, сердце мой…

Онъ взялъ Николая Ивановича подъ руку и сталъ выводить на пристань.

Черезъ минуту они ѣхали по мосту въ коляскѣ. Армянинъ сидѣлъ на козлахъ. Супруги ѣхали молча. Николай Ивановичъ дремалъ. Но передъ самымъ домомъ, гдѣ они жили, Глафира Семеновна сказала армянину:

— Завтра мы уѣзжаемъ въ Россію, но сегодня вечеромъ, если только вы хоть на каплю вина будете соблазнять моего мужа, я вамъ глаза выцарапаю. Такъ вы и знайте! — закончила она.

ХСVІ

Извозчичья коляска, запряженная парою хорошихъ лошадей въ шорахъ, спускалась по убійственной изъ крупнѣйшаго камня мостовой къ морскому берегу. Въ коляскѣ, нагруженной баульчиками, корзинками, саквояжами, подушками, завернутыми въ пледы и завязанными въ ремни, сидѣли супруги Ивановы. Между собой и мужемъ Глафира Семеновна поставила двѣ шляпныя кордонки одна на другую, сидѣла отвернувшись отъ него, по прежнему была надувшись и не отвѣчала на его вопросы. На козлахъ, рядомъ съ кучеромъ, но спиной къ нему, свѣсивъ ноги въ сторону колесъ, помѣщался армянинъ Карапетъ и придерживалъ рукой внушительныхъ размѣровъ сундукъ супруговъ, тоже взгроможденный на козлы. Супруги Ивановы покидали Константинополь и ѣхали на пароходы, отправляющемся въ Одессу. По дорогѣ попадались имъ носильщики въ одиночку и попарно, матросы, вьючные ослы и лошади, остромордыя, грязныя собаки.

— Прощай Константинополь! Прощайте константинопольскія собаки! — проговорилъ Николай Ивановичъ. — Кошекъ я здѣсь у васъ совсѣмъ не видалъ, обратился онъ къ Карапету.

— Нельзя здѣсь кошкамъ быть, эфендимъ, — отвѣчалъ армянинъ. — Какъ кошки появятся — сейчасъ собаки ихъ съѣдятъ.

Показалось бѣлое каменное двухъ-этажное зданіе Русскаго Общества Пароходства и Торговли съ русской вывѣской на немъ. Николай Ивановичъ опять произнесъ:

— Русскимъ духомъ запахло. Прощай Стамбулъ!

Глафира Семеновна съ неудовольствіемъ крякнула, сморщилась и закусила губу.

— Очень скоро, эфендимъ, дюша мой, уѣзжаешь, началъ Карапетъ. — Много хорошаго мѣста еще не видалъ. Не видалъ Принцевы острова, не видалъ гулянье на Сладкаго Вода.

— Аминь ужъ теперь… Ничего не подѣлаешь. Вонъ у меня мать командирша-то скоро собралась, былъ отвѣтъ.

Молчавшая до сего времени Глафира Семеновна сочла на нужное огрызнуться.

— Пожалуйста, не задирайте меня. Будьте вы сами по себѣ, а я буду сама по себѣ.

— Да я и не задираю, я только съ Карапетомъ разговариваю.

— Съ армянски наши купцы я тебя, дюша мой, не познакомилъ, а какого теплаго люди есть! — сожалѣлъ Карапетъ.

— А для какой нужды хотѣли вы познакомить его съ армянами, — позвольте васъ спросить? — опять вмѣшалась въ разговоръ Глафира Семеновна. — чтобы онъ до того съ ними здѣсь пьянствовалъ, что я его безъ головы въ Россію повезла-бы?

— Зачѣмъ, барыня-сударыня, безъ голова? Карапетъ ой-ой какъ бережетъ свои гости!.. Позволь тебя спросить, дюша мой, мадамъ: надулъ тебя Карапетъ? Надулъ Карапетъ твоего мужъ? Карапетъ честнаго армянинъ! — воскликнулъ Карапетъ и на высотѣ козелъ ударилъ себя кулакомъ въ грудь.

Экипажъ остановился около деревяннаго помоста, ведущаго къ водѣ. Супруги начали выходить. Армянинъ соскочилъ съ козелъ и расчитывался съ извозчикомъ. Ихъ окружили носильщики, хватали изъ коляски ихъ вещи, кричали, показывали свои нумерныя бляхи. «Онинджи! Игирминджи! Докузунджу!» выкрикивали они свои нумера, а одинъ изъ нихъ, взваливши на плечи ихъ сундукъ, крикнулъ по-русски: «семь, эфендимъ».