— Почему это зря? Я… работать буду. Это же кино! Как ты не понимаешь? Кино-о! Праздник жизни.

— Ох, смотри, Лорка, как бы тебе этот праздник боком не вышел…

— Да замолчишь ты или нет? — едва не заплакала она. — Радовался бы, что я работу хорошую нашла, что с долгами расплатимся. А ты все каркаешь и каркаешь!

Но пыл ее угас. Праздничный ужин оказался не таким веселым, как ожидалось. Володя молчал и сопел недовольно, потом ушел в комнату разрабатывать свою негнущуюся в локте руку.

— Болит? — спросила жена, обнимая его за плечи.

— Болит, проклятая, — сокрушенно ответил Мельников. — И разгибаться не хочет. Черт, как не повезло!

Лариса, утомленная сегодняшними событиями, постирала кое-какую мелочь и легла. Забылась тревожным и неприятным сном. Чаров звал ее за собой, вел куда-то по бесконечным темным коридорам. Куда? Зачем? Лариса хотела вернуться, но тут же вспоминала о деньгах, о том, что их с Володей вот-вот выселят из квартиры. И шла за Чаровым. Он крепко держал ее за руку, часто оборачивался; в темноте его глаза сверкали, как у кота. Когда Лариса пыталась высвободиться, Чаров громко и раскатисто смеялся. В гулких коридорах его хохот многократно повторяло зловещее эхо…

— Лорка, Лорка! Проснись!

Лариса с трудом открыла глаза и вдохнула по — больше воздуха. В груди застыл тяжелый твердый ком. Володя изо всех сил тряс ее за плечо.

— Ну, слава богу! Я уж думал, не добужусь! — воскликнул он, испуганно глядя на жену. — Ты чего? Кошмар приснился?

— Где я?

Лариса спросонья не понимала, что происходит.

— Дома. Ты кричала во сне…

— Это нервы, — успокаиваясь, сказала она. — Слишком много впечатлений для одного дня.

— Принести тебе чаю? — спросил Мельников.

— Не надо. Давай спать…

* * *

Погода стояла, хуже не придумаешь. Всю ночь и весь день мело колким, морозным снегом, ветер завывал в переулках и проходных дворах, сбивал с ног.

— Ну и зима нынче выдалась! — сокрушалась Ангелина Львовна, пытаясь согреться. Пока они с Калитиным добрались от машины такси до ресторана, их с ног до головы засыпало снегом. — Закажи коньяк.

— Непременно, — кивнул Марат.

— Что будем есть? — поинтересовалась она. — Я очень голодная.

— Налимью уху и расстегаи.

— Так я и знала!

— Возражаешь? Она пожала плечами.

— Нет. Пусть будет уха…

Столики в зале были накрыты белоснежными скатертями, в каменном очаге горел живой огонь. Маленькая эстрада пустовала.

— Здесь играет классный саксофонист, — сообщил Калитин. — Он выйдет попозже.

Пока они ожидали заказ, официант принес коньяк в стеклянном графине, холодную буженину и грибы.

— Давай выпьем, — сказала Ангелина. — А то я не согреюсь никак.

Марат налил в широкие бокалы помногу, почти на треть.

— За нас…

Выпитое растеклось внутри приятным теплом, сознание слегка затуманилось.

— Как твои дела? — спросила она, глядя на глубокие тени на лице Марата.

— Имеешь в виду студию? — усмехнулся он. — В общем, неплохо. Это что касается денег. В остальном… большого удовольствия я не получаю, занимаясь фотографией. Скука смертная…

— В детективном агентстве было веселее?

— Представь, да, — засмеялся Калитин.