Значит, чутье меня не обмануло. Сила снова колыхнулась во мне. Нет, рано. Еще рано. Нужно вытрясти из них побольше информации. Пусть сами расскажут, а там решим, что с этим делать.

– Кроме того, кое-кто начал подозревать, что ты, Соколов, оказался в Аудиториуме не просто так, – спокойно продолжил Меншиков. – Вынюхиваешь, друзей заводишь, лезешь куда не следует. Это, знаешь ли, вызывает беспокойство вкупе с твоими особыми способностями. Ты стал для нас слишком опасен.

– Еще и странные книжки прячешь в тайниках, – добавил Афанасьев. – Тогда не только Ронцов тебя застукал. Он-то повелся на сказку про мышь, а я перепроверил. Зачарованной ручкой пользуешься…

Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо!

Если они влезут мне в разум поглубже, то точно вытащат информацию о Корфе. И тогда смерть от рук этих паскудников еще покажется благословением относительно того, что со мной сделает Аудиториум, если все вскроется…

– У меня один вопрос, – я поднял глаза на альбиноса и уставился на него в упор. – А где Денисов? Он же вроде у вас главный?

– Отнюдь. Костя сошел с дистанции, ибо оказался малодушен. Нет в нем той беспощадной искры, коей должен обладать палач на службе у Ордена. Так что Аспида ему уже вряд ли светит.

Я рассмеялся.

– Выходит, из всей вашей шоблы Денисов оказался самым нормальным, потому что отказался идти на убийство. Этот факт, знаете ли, очень много о вас говорит…

Тиски вокруг моего горла сжались еще сильнее. Я захрипел и рухнул на колени, беспомощно цепляясь за морозный воздух.

Альбинос наклонился к моему лицу:

– Предупреждаю, Соколов. Если дернешься или попытаешься что-то сделать, умрут все. Нам что вас двоих убивать, что всех вместе – одинаково. Сперанского, конечно, жаль – парень из почтенного рода, но он все же не единственный наследник. Переживут. Поэтому сделай хоть что-то нормально. Не дергайся. – Меншиков взглянул на часы и кивнул своим прихлебателям. – Второй час. Время ритуала. Пора, господа.

Забелло и Исаев приволокли Ронцова и бросили его ко мне в круг. В какой-то степени ему, валявшемуся в отключке, можно было позавидовать – помрет и ничего не почувствует.

Гагарин, продолжая удерживать меня на невидимой хваткой, принялся что-то чертить прутом. Я с трудом огляделся по сторонам и прислушался – ни единого звука, словно мир замер. Значит, повесили надежный купол. Теперь я даже ни с кем не смогу связаться.

Попрощаться хотя бы с Иркой. Чтобы она рассказала семье…

«Княжичи» выстроились вокруг нас в виде пентаграммы, и Меншиков принялся что-то напевать по-гречески, и остальные ему вторили. Я бросил взгляд на светящуюся банку – Ленька был слишком далеко, и я бы даже не смог его расслышать.

Ронцов дышал слишком слабо. Я приложил руку к его шее и почти не почувствовал пульса. Парня слишком крепко приложили – а ему много и не требовалось.

Меншиков достал из кармана мешок с какой-то дрянью, высыпал каждому на ладонь, и все по очереди это вынюхали. Стимуляторы. Наркоманы-винамщики чертовы. Значит, нужно было действовать сейчас, пока их кровь не зажглась от действия порошка.

- Το σπαθί θα βυθιστεί στη σάρκα των ασεβών! – завывал Меншиков.

– Меч вонзится в плоть нечестивого! – вторили ему уже по-русски голоса студентов.

А затем Исаев поднес Меншикову самый настоящий меч. Старый, простой. Тускло блеснувший в холодном свете луны и звезд.

Пропев что-то еще, альбинос замахнулся на меня, и в этот момент я выпустил силу.